Чё делать?

Костя вышел из обувного магазина с двумя коробками и чувством вины. Хотел Ляле подарок сделать, а сделал – себе. Сначала шубу хотел ей купить, но она такая дорогая, даже самая дешевая, что на остальное денег не останется. Ну, в смысле, себе не останется. А ведь это он заработал. И потом, тут размеры надо знать точно, мерить желательно. А мех какой? Вдруг ей не понравится? Не, шуба подождет. Тогда он за сапогами зашел – Ляле сапоги тоже нравились. Но тут уж точно надо размер знать. А он Лялин размер не помнил. Забыл почему-то. То ли 42-ой, то ли 37-ой. Зато свой размер точно помнил, да и померить мог. Ну и померил. Костя смотрел на остаток денег и надеялся, что сможет купить на эту мелочь косынку какую-нибудь, брошку там или еще чего. Шарфик, например. Точно, шарфик! И полезно, и недорого, наверное. Затем открыл еще раз коробки, и досада какая-то нахлынула на него, беспокойство какое-то: куда он в этих штиблетах пойдет? Костя представил себя в этих штиблетах у пивнушки и понял, как они там неуместны. Да и подошва у одной пары вообще кожаная – в таких туфлях только по Москве ходить, по Красной площади или заграницей где-нибудь. Костя впервые в жизни представил себя в столице и в загранице.

«Схорониться надо! В деревне какой-нибудь глухой или, лучше, заброшенной совсем. Туда милиция не доберется. Там убийцу искать не будут!» Женек представил себя вылезающим из развалившейся избушки и вглядывающимся с опаской в сумерки. Вот он бежит втихаря за картошкой на колхозное поле, потом крадется обратно в свое логово. Но его предали. По его следу идут милиция и колхозники с вилами. Они окружают его убежище. Загораются прожекторы, факелы, и репродуктор начинает хрипеть прокуренным ментовским голосом: «Оружие на пол! Руки вверх! Выходи, Женек, сдавайся». Мускулы под татуировкой напрягаются. Женек вырывается наружу с криком «кия», и его кладут залпом из 10 стволов. Нет из 15. Суровый опер подходит к его телу и уважительно так вздыхает: «Да, матерый был волк этот Женек. Только татуировка у него дурацкая». Конец фильма. Женек с ненавистью взглянул на тело Дюши. Лох подставил его, испортил ему всю жизнь и погубил его. Вдруг тело зашевелилось и издало какой-то звук. Матерый татуированный волк с воплем «Живой! Помогите!» побежал за помощью. Закрытая дверь его практически не остановила. Стоял бы там суровый опер и ему бы не поздоровилось. Да, что там опер, Майкл Дудикофф не выдержал бы такого удара! Что уж говорить про дверь какую-то, с хлипким замком. Но сказать надо.

Дюша очнулся, покачнулся, потрогал голову. Голова была на месте, только весила, казалось, в два раза больше, как будто там мозгов резко прибавилось. На затылке выросла огромная шишка. «А где этот, как его там? – попробовал пошевелить ушибленными мозгами каратист-неудачник, – наверно меня испугался и убежал». Дюша шатаясь встал, снял кеды, брюки, надел новые джинсы, новые туфли, сложил оставшиеся джинсы в полиэтиленовый мешок, сунул туда три пары обуви, потом одну пару выкинул, так как не влезла, открыл окно и с трудом выпихнул огромный баул наружу, посмотрел, как он летит вниз, затем закрыл окно и вышел в коридор. Об Анне он даже не вспомнил. Выветрилась верность Анне из его головы. Вылетела куда-то при падении. Или сломалась при ударе.

17