Чёрное крыло

Деревья, выращиваемые здесь, были в основном знакомы ему и приносили те версии фруктов и орехов, которые он знал по тем другим Землям. Учитывая эти деревья, дичь, рыбу, а иногда даже и медведей, земля предоставляла больше пищи, чем ему когда-либо понадобится, и здесь царил умеренный климат с незначительным количеством хищников.

Идиоту тут понравилось бы.

Тому, кто не нуждался в интеллектуальной стимуляции, кто мог сидеть, есть ягоды и орехи, наблюдать за рассветом и купаться голышом, а потом тратить свой день на вязание крючком, плетение ковров, пошив одежды, изготовление горшков из грязи и глины… для такого идиота это лесное существование покажется духовным раем.

Коленопреклонённым тоже понравилось бы.

Они бы молились, пели песни и общались с Предками.

Они могли целыми днями поздравлять самих себя за своё неподкупное великолепие… строить конструкции, полные пушистых зверьков, радуги и идеальных людей, живущих вместе в гармонии безо всякого чувства реальности или самосохранения.

Если бы здесь когда-нибудь высадилась инопланетная раса, это поселение было бы уничтожено за наносекунды.

Что более важно, с точки зрения Фаустуса… именно такой образ жизни уничтожил расу видящих на Старой Земле.

Это практически гарантировало их порабощение, когда люди наконец-то наткнулись на них. Древние сидели в своих ханжеских пещерах, напевали свой ханжеский суеверный бред и позволили себе культурно атрофироваться до состояния выученной беспомощности¹.

Они уничтожили сами себя.

Видящие Старой Земли победили сами себя.

Они превратили себя в овец.

Они чистой силой воли сделали рабов из воинов.

Фаустус поднял руку, заслоняя глаза от яркого солнца, и, щурясь, рассматривал то, что называлось рекой Потомак в двух других мирах, в которых он жил. Он теперь понимал, что Старая Земля намного сильнее походила на ту планету, которую он только что покинул.

Местоположение также говорило ему, как много мысли и заботы Мири вложила в перенос его сюда. Она оставила его на этой версии Земли практически в той же самой географической точке, из которой она забрала его в другом мире.

Очевидно, её это не волновало… лишь бы убрать его с дороги.

Его желудок заурчал.

Осознав, что умирает с голоду, и вспомнив, что прошлым вечером почти не ел, он отвернулся от вида на реку и зелёную долину ниже.

Он собирался пойти в центр деревни, заставить одну из уродин приготовить ему завтрак и, возможно, пососать его член, пока он будет есть…

Но тут что-то вдруг пробежало дрожью по его свету видящего.

Сила.

Так много силы, что он остановился как вкопанный.

Это снова скользнуло по нему, и он резко втянул вдох.

В оба раза это едва задело его, но все волоски на его руках и шее сзади встали дыбом. Он прочувствовал это в своём нутре, пахе, на языке, кончиках пальцев, на губах.

Он стоял там, чувствуя вибрации и отзвуки ещё несколько секунд после того, как присутствие покинуло его свет. Задержав дыхание, он оставался совершенно неподвижно.

Он ждал, не вернётся ли оно.

Затем он задышал тяжело, его сердце загрохотало в груди.

Gaos.

Бл*дский gaos, gaos, gaos…

Он не ощущал ничего даже отдаленно похожего с тех пор как…

Он повернул голову, взгляд метнулся назад, вверх по склону.

Его тело последовало через долю секунды.

Он пошёл в наиболее вероятном направлении, затем снова остановился.

Он не переставал смотреть по сторонам.

Он лихорадочно сканировал своё окружение глазами и светом, ища источник того интенсивного прилива присутствия, которое едва задело его aleimi или живой свет. Он обыскал холм над ним, деревья, траву, кустарники, различные деревянные домики и палатки, которые испещряли поселение людей.

Он ощутил такую интенсивную тоску, что раздражённо вскрикнул.

Затем… из ниоткуда.

— Я тебя знаю?

Фаустус повернулся так резко, что едва не повредил себе шею.

Перед ним стоял абсолютно голый мужчина-видящий.

Член, рост, глаза, странная симметрия тела — всё выдавало в нём видящего.

Мужчина стоял там, и его глаза источали самый бледный золотистый свет, почти белый, с лёгким отливом золотых лучей солнца. Выражение лица существа оставалось пустым и полностью лишённым эмоций. Вопреки его словам и вопросу, который они подразумевали, он даже не казался любопытствующим.

Он вообще никаким не казался.

Он выглядел пустым.

Фаустус развернулся, ища, откуда он мог появиться.

Поблизости ничего не было.

Ни достаточно близкого дерева, за которым можно было бы спрятаться, ни кустарника.

Дверь в дом, где спал Чарльз, находилась примерно в трёх-четырёх метрах от него. Это самое близкое, но ведь Чарльз, само собой, увидел бы его? Он смотрел вверх по холму прямо в направлении этой двери. Дверь находилась точно в поле его зрения, и резные деревянные стволы прохода были перед его глазами всё время.

Позади самого мужчины Фаустус видел лишь покатый склон, поросший травой.

— Я почувствовал тебя, — сказал мужчина. — Я почувствовал, как ты пришел.

Последовала очередная пауза.

В это время Фаустус лишь смотрел на другого видящего.

— Это заняло некоторое время. Я был… далеко. Я был в другом мире.

Фаустус моргнул.