Чёрные ангелы в белых одеждах

Больше десяти лет не виделся Вадим Андреевич с Верой Хитровой. Она так и не приехала к нему на Псковщину, даже на письмо не ответила, когда он там работал в колхозе. Вернувшись в Ленинград, узнал, что Вера Арсеньевна вышла замуж за итальянца и уехала в город Болонью. Когда-то в моде были плащи из болоньи. По-видимому, их в этом городе и делали. Случилось это в 1973 году. Четырнадцать лет назад. Через два года Вера вернулась на родину — гражданство она не поменяла — снова стала работать в «Интуристе». С Вадимом Андреевичем они больше не встречались, хотя он иногда заходил домой к Хитрову, тот все еще не уходил на пенсию. Даже в это неспокойное время, когда многие коллективы ополчились на своих руководителей, Арсений Владимирович по-прежнему пользовался уважением в институте.

Вадим Андреевич не осуждал Веру; если честно, он еще и не успел к ней привязаться по-настоящему, каждый человек выбирает свою дорогу сам (избитая истина), в те годы, когда Лина ушла к Тому Блондину, он подумывал насчет женитьбы на Хитровой, и вдруг такой неожиданный финал! Правда, он часто слышал от Веры, что жить в СССР ей тошно, хочется пожить так, как живут люди в цивилизованных странах, где нет дефицита, проклятых очередей, хамства, поголовного лихоимства и воровства. Почему же так мало она пожила в западном «раю»? И муж ее, бизнесмен, был обеспеченным человеком, имел собственный дом, виллу на берегу Средиземного моря. Значит, есть нечто в человеке более сильное, чем тяга к красивой жизни и удобствам. Арсений Владимирович как-то обмолвился — он не любил говорить о покинувшей Россию дочери — что Вера не сможет там адаптироваться, она слишком русский человек, а русаку на чужбине — не жизнь, а прозябание, об этом в своих мемуарах пишут наши великие писатели, вынужденные бежать от большевиков в семнадцатом за рубеж. Хотя бы Бунин, Куприн и многие другие. У нас их мемуары еще не изданы.

Наверное, так оно и случилось… Вернувшись из Италии, Вера почему-то стала его избегать. Вот она, женская логика: сама вышла замуж, уехала, даже не попрощавшись, а узнав, что он снова сошелся во своей женой, по-видимому, затаила в душе обиду. Иначе как понять ее отношение к нему…

У громадного здания Концертного зала на Лиговке он увидел тонкую знакомую фигурку дочери с синим рюкзачком за спиной. Вместо портфелей и сумок школьники обзавелись разноцветными рюкзаками с импортными наклейками, да и не только школьники — молодые люди таскали рюкзаки за спиной, очевидно, чтобы высвободить руки, но удобно ли класть повседневные вещи в рюкзак за спиной? Ведь нужно всякий раз его снимать, чтобы что-то достать или положить. Поистине, пути моды неисповедимы! На смену джинсам пришли «варенки», вместо расклешенных брюк стали носить широченные «бананы», снова девушки подкладывали вату на плечи к верхней одежде. И ходили по улицам, как борцы с плечами необъятной ширины… Не синий рюкзачок с учебниками заинтриговал Вадима Андреевича: рядом с Машей вышагивал высокий голенастый паренек в пятнистых брюках и короткой бесформенной кожаной куртке, лоснившейся от дождя. Паренек был без шапки, мокрые черные волосы залепили лоб, книжки он нес под мышкой в черной сумке, а свободной рукой оживленно жестикулировал, то и дело поворачивая голову с острым носом к девочке. Маша была в бордовой куртке с капюшоном, белой шапочке и короткой синей юбке. Тонкие, но стройные ноги ее в туфлях, на низком каблуке были обтянуты белыми чулками, немного забрызганными мутными каплями. Маша иногда коротко сбоку взглядывала на своего спутника и снова опускала голову, будто раздумывая над его словами, а паренек трещал без умолку. Вадим Андреевич замедлил шаги, чтобы не обогнать их, ему не хотелось смущать дочь, но что-то щемящее шевельнулось у него в груди: вот он, удел всех отцов — рано или поздно отдать свое дорогое детище другому мужчине. И твоя дочь будет жить новой, иной жизнью, где для родителей останется не так уж много места. Может, поэтому многие одинокие матери упорно препятствуют замужеству своих дочерей, обрекая их тоже на одиночество? Типичный родительский эгоизм, мол, у меня не удалась семейная жизнь, пусть и дочь страдает, ведь она, мать, всю свою жизнь посвятила ей…

Паренек проводил Машу до самого подъезда, Вадиму Андреевичу пришлось прогуляться дальше. Они его не заметили, но он успел рассмотреть паренька: острое узкое лицо, длинноватый заостренный книзу нос, на вид лет пятнадцать. Когда говорит, маленькой головой то и дело дергает, будто взнузданный. Ноги у него длинные, а туловище короткое. Потом, очевидно, выправится. Маша протянула ему руку ладонью вверх, паренек взял ее и не хотел отпускать, но девочка настойчиво высвободила руку и вошла в подъезд. Зад у нее узкий, но уже округлый. Паренек немного постоял, глядя на бурую обшарпанную дверь, будто надеялся, что она сейчас снова отворится и Маша выпорхнет к нему, потом переложил сумку под другую подмышку и подпрыгивающей походкой, шурша по асфальту кедами, быстро зашагал по Греческому проспекту.