Чёрные ангелы в белых одеждах

Делать было нечего и пришлось ехать в управление. Там их держали недолго, Юрий Иванович подписал протокол и они с Машей ушли. Женщина осталась. Она больше всего переживала за порезанную сумку, которая ей обошлась в пятьсот рублей… Уже выйдя на Садовую к Пушкинскому театру, Юрий Иванович вспомнил, что пострадавшая даже не поблагодарила его. Она и в дежурке кричала и готова была жулику вцепиться в глаза. Вор знал, куда лезть — в кошельке было две тысячи рублей, в милиции сказали, что жулье специально выслеживает людей, получающих деньги в сберкассах, в комиссионках и следует за ними, выжидая удобный момент для грабежа.

— За границей ты тоже ловил воров? — спросила Маша. На нее вся эта история произвела удручающее впечатление. Воровство всегда отвратительно, как и грабеж, убийство.

— Там, наверное, профессионалы чище работают, — ответил он. — А хулиганье, в основном, молокососы, грабят по ночам в парках и метро.

— Глядя на него, никогда не подумала бы, что он вор, — заметила девушка.

— Внешность всегда обманчива…

— Очень глубокая мысль! — подковырнула девушка.

Юрий Иванович уже давно заметил, что Маша никому не прощает банальностей. Уже несколько раз подлавливала его. Он — журналист, а газетная работа, когда каждый день нужно писать, предрасполагает к штампам и избитым сентенциям.

— Зайдем в кафе-мороженое? — предложил Юрий Иванович, решив, что для серьезного разговора все-таки лучше несколько иная обстановка, чем привычная домашняя.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — пытливо заглянула ему в глаза девушка. — Какой-то ты сегодня странный, Юра.

— Дождь кончился, — улыбнулся он, — Смыл с улиц пыль и грязь, а вот человеческую нечисть никаким дождем не смоешь!

— Уже лучше, но тоже сравнение не первый сорт, — усмехнулась она.

— Ты все время будешь меня подковыривать?

— Я ведь будущий филолог, дорогой…

Если на Стрелке Васильевского острова открывался вид на разгулявшуюся Неву, тучи над нею, небо и облака, то на Невском лишь небольшая полоска серого, с зеленоватыми разрывами в облаках, неба просматривалась — все загораживали крыши многоэтажных зданий. Воздух, еще не успевший пропитаться гарью, непривычно был чистым и свежим, из водосточных труб выплескивалась с журчанием серебристая вода, зеркально сверкали вымытые дождем стекла витрин, с каждой минутой становилось светлее. Уже не туча гигантской баржой проплывала над городом, а пышные кучевые облака, рожденные громом и молнией… Добродушно погрохатывало, иногда отблеск далеких молний все еще озарял окна и крыши мокрых зданий.

В кафе было много народу, мороженое подавали на тарелках с сиропом, можно было взять коктейль в высоких бокалах с соломинами. Вскоре они оказались вдвоем за небольшим круглым столом со скатертью, накрытой полиэтиленовой пленкой. На полке играл кассетный магнитофон, тонкий голос Майкла Джексона становился все пронзительнее, набирал силу. Юрий Иванович представил его в триллере, с горящими янтарными глазами, где он поет и виртуозно отплясывает с поднявшимися в лохмотьях из могил зеленолицыми ожившими покойниками-зомби.

— Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать, — черпая ложечкой растаявшее мороженое, произнесла Маша.

— И что же ты мне, великий психолог, ответишь? — спросил он.

— Нет, дорогой, делай уж предложение по всем правилам, — улыбнулась она. Волосы ее просохли и еще больше распушились, в ушах посверкивали золотые сережки. Она сняла куртку и была в белой футболке, вызывающе обтягивающей ее маленькую круглую грудь. Синие глаза избегали его взгляда, что было несвойственно ей, и это настораживало.

— Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал он. Официантка из-за никелированного кофейного агрегата «Эспрессо» бросила в их сторону любопытный взгляд и приглушила музыку.

— Девушка, мы без ума от Майкла Джексона, нельзя ли погромче? — обернулся к ней Юрий Иванович.

Официантка молча прибавила звук.

— Я тоже тебя люблю, Юра, — помолчав, ответила Маша, — Но замуж за тебя не выйду.

Он подумал, что ослышался. Опустив ложечку в белую с красным массу мороженого, он ошарашенно смотрел на нее. На этот раз ее большие выразительные глаза, опушенные длинными черными ресницами, смотрели прямо ему в зрачки.

— Мне встать на колени? Или ехать в Богородицкую к твоим родителям и смиренно просить твоей руки?

— Я должна закончить университет, — сказала она.

— Но какое это…

— Я и так твоя жена, — прервала она. — Тебе этого мало?

— Я, наверное, не очень современный товарищ… Я хочу иметь свой дом, жену, детей, которых мы вместе будем воспитывать. И еще я хочу, чтобы моя жена не работала, как это было в России и сейчас принято в цивилизованных странах.

— Но что же делать, если у нас не цивилизованная страна?

— И только в этом причина?

Она рассеянно ковыряла в тарелке мороженое, иногда быстро взглядывала на него и снова опускала глаза. На высоком белом лбу с колечками золотистых волос обозначилась неглубокая поперечная складка.

— Нет, есть еще кое-что, — помедлив, произнесла она. — В порядке обмена студентами меня осенью посылают с группой ребят с нашего курса в США.