Чёрный пёс в медном ошейнике

В смотровой камере прескверно пахло сырым железом и старой краской. Когда же Котов закрыл люк, стало и вовсе невесело: сумрачно, глухо, страшно. Шланг даже заскулил слегка: «Не хочу, не хочу, не хочу…» Но хозяин легонько потрепал его по голове, и щенок замолк. Тут камера пошла вниз, качнулась на волне, вода подступила к окошечкам близко-близко, лизнула их раз-другой, а потом стёкла застлала зеленовато-голубая пелена, пронизанная струйками блестящих пузырьков. Это выходил на поверхность воздух, прихваченный стальным «грибом».

С каждым метром погружения мир за круглыми окошечками тускнел, наливался синевой глубины. Вдруг у самого стекла вспорхнула стайка юрких чёрных рыбок. Самые любопытные из них тыкались носами в стекло, точь-в-точь, как это делали их золотистые сёстры в аквариуме, что стоял в каюте командира. Только на сей раз всё было наоборот: Котов и Шланг как бы сами сидели в «аквариуме», доставляя рыбам удовольствие разглядывать себя сквозь стёкла. Шланг не выдержал и тявкнул.

— Ты чего? — удивился матрос. — Это морские ласточки. Видишь, какие у них хвосты? Будто вилки. Как у настоящих ласточек…

— Котов, ты чего там бубнишь? — спросили по телефону сверху, с корабля, который покачивался теперь высоко-высоко над их головами.

Матрос Федя замолчал и стал внимательно вглядываться в сумрачную синеву, сквозь которую смутно проступали глыбы мохнатых подводных скал. «Ласточки» упорхнули вверх, туда, где в толще воды ещё играли солнечные лучи. В смотровой камере стало холодно. Шланг задрожал мелко-мелко. Широкая тёплая ладонь хозяина легла на спину и согрела её.

«Наверное, ни одна собака в мире не погружалась на дно моря, — с гордостью подумал Шланг и встряхнул вислыми ушами. — А уж всякие одноглазые коты, — вспомнил он Пирата, — и вовсе».

В иллюминаторах медленно, чуть покачиваясь, проплывали причудливые нагромождения скал.

— Стоп! — закричал Котов в микрофон. — Возьмите чуть правее… Кажется, что-то вижу!

Шланг же ничего интересного не видел. Просто на пути у них пролегло нечто длинное мохнатое с горбом посредине. Но это и была затонувшая подводная лодка; намётанный глаз матроса сразу же разглядел в «горбе» очертания боевой рубки.

Смотровую камеру быстро подняли. Открыли люк. Шланг тут же выпрыгнул, радуясь солнцу, простору и свежему воздуху.

Вместе с Котовым они были героями дня. И все говорили:

— Вот как со Шлангом погрузились, так сразу и нашли. Раньше бы его посадить…

А на другой день Шланг снова прославился. «Садко» стоял на якорях над найденной лодкой. Под водой работали водолазы. Они снимали с палубы пушку. К полудню возле спасательного судна появился иностранный тральщик. Его командира очень интересовало, чем заняты советские моряки. Тральщик заходил то с носа, то с кормы, поднимая волну, которая раскачивала тросы и мешала водолазам делать своё дело.

— Эх, принесла тебя нелёгкая! — досадовал Вересов, глядя, как настырный чужестранец проходит вдоль борта в опасной близости. Мало того, на носу тральщика стоял холёный мраморный дог и хрипло облаивал «Садко».

Этого Шланг стерпеть не мог. Он привстал на тумбу кнехта и гневно прогавкал догу:

— Не сметь лаять на мой корабль! Прочь отсюда!

Но получилось совсем не страшно. Шланг был очень молод, и голос его ещё не окреп. Тогда боцман Некряч поднёс к морде Шланга микрофон палубного громкоговорителя.

— Ну-ка, скажи ему пару ласковых!

И Шланг сказал. Он сам немного испугался могучего рыка, который вырвался из мощных радиодинамиков:

— Рр-р-ав! Рр-ав!

Мраморный дог трусливо поджал хвост и убежал с палубы. А любопытный не в меру кораблик вдруг повернул прочь и ушёл восвояси, как будто тоже струхнул. Так или не так, но командир его яснее ясного понял, как нежелательны были выкрутасы тральщика над работающими водолазами.

— Молодец, Шланг! — хвалили моряки пса. — Прогнал супостата.

Третий подвиг едва не стоил Шлангу жизни. Вот как всё случилось.

Спасательное судно «Садко» шло в одну из жарких африканских стран. За бортом — куда ни глянь — синело самое голубое в мире Средиземное море. Боцман Некряч стоял на корме и забрасывал в воду тоненький, но очень прочный шнур с большим, толщиной в мизинец, крючком — ловил акулу. Очень скоро зубастая хищница жадно проглотила тухлую колбасу, насаженную на крючок, словно огромный толстый червяк, и боцман с помощью ещё двух матросов с трудом вытащил акулу на палубу. Могучая рыбина извивалась, подпрыгивала, разевала свою страшную пасть с множеством острейших зубов, загнутых внутрь, чтобы держать добычу мёртвой хваткой.