Чёрный всадник

Стёха давно знала, что Чора любит её. Но поскольку он, то ли по молодости и свойственной ему замкнутости, то ли по другой какой причине, никогда не говорил ей о своём чувстве, она над этим не задумывалась. Теперь его отношение могло сыграть важную роль в её судьбе. Влюблённого Чору ей пока что бояться нечего. Зато жестокого и наглого Кучук-бея…

Нет, колебаться нельзя! Да и жизнь за последнее время научила её быть решительной и полагаться в тяжкие минуты только на себя.

Она накинула на плечи пёстрый татарский халат, обулась в мягкие чирики из бараньей кожи и шагнула к двери.

Чора взял Стёху за руку и, осмотрев двор, вывел в густо-синюю темноту южной безлунной ночи…

БУДЖАК

1

Иваник и Рожков лишились коней ещё на Днестре. Их отобрали ордынцы при переправе через реку, а самих отпустили: выручили ярлыки. Оборванные, босые, чуть живые от голода и усталости, доплелись они до Киева и первые два дня, воспользовавшись гостеприимством генерала Гордона, только и делали, что ели на кухне и спали на чердаке конюшни. А на третий день, малость восстановив силы, спустились на Подол, миновали Житный базар и направились к Киевской коллегии.

За каменной стеной, на просторном дворе, вымощенном обожжённым кирпичом, шныряли монахи, шумно играли спудеи младших классов. Старшие стояли группами и о чем-то разговаривали. Смех, взлетавший то там, то здесь, свидетельствовал, что разговоры их были отнюдь не на учёные темы.

Иваник и Рожков подошли к ближайшей группе.

— Хлопчик, поди-ка сюда, знаешь-понимаешь, — поманил Иваник упитанного парнишку, глядевшего на них чёрными глазами. И когда тот подошёл, спросил: — Ты, часом, не знаешь тут таких… Яцько и Семашко?

Паренёк развернулся на одной ноге и что было сил закричал на весь двор:

— Яцько-о! Сема-ашко! К вам родичи приехали! Должно, сала привезли! Эге-гей, сюда!

Иваник и Рожков смущённо поглядели друг на друга: не было у них с собою никакого подарка. Да и откуда ему взяться, если каждый из них гол как сокол.

Яцько и Семашко не замедлили появиться и, узнав Иваника, обрадовались, как родному. Засыпали его десятком вопросов. Наверно, хлопцам жилось несладко, они сильно похудели, вытянулись, и ко всему ещё, конечно, скучали по родным и близким.

— Постой, Яцько, постой! — перебил Иваник. — Мы и сами ничего не знаем ни про Арсена, ни про семью Семашко, потому как только-только вернулись из полона…

— О-о! — вырвалось у Яцько.

Семашко молчал, по-видимому, был более сдержанным.

— Из полона, знаешь-понимаешь. Видали там Стёху, сестрёнку Арсена…

— О-о! — ещё больше удивился Яцько. — Арсен уже знает?

— Ещё нет! Мы сюда за тем и пришли, чтоб ты на Запорожье махнул и разыскал там Арсена… Вызволять надо дивчину.

У Яцько радостно заблестели глаза.

— Я это мигом!.. Василь, поедем?

Медлительный Семашко ответил не сразу. Наморщил лоб, отчего чёрные брови его сошлись у переносицы, как крылья ворона.

— А нас пан ректор отпустит?

— Мы его и спрашивать не будем!

— До Запорожья не близкий путь. Мы пешим ходом, пешедралом, не далеко уйдём.

— Ты, Василь, как с луны свалился! — По всему видно было, что Яцько, как старший и более бывалый, верховодит. — Зачем пешком? Днепр, по-твоему, к чему?.. Плоты, бывает, вниз плывут! Попросимся, и нас возьмут. Ещё харчеваться будем за то, что поможем.

Яцько рассуждал, как взрослый. Иваник переглянулся с Кузьмой: их сомнения, можно ли поручить такое важное дело ребятам, развеялись. Яцько доберётся до Сечи. Вдвоём с Семашко — и подавно. Арсена там найти нетрудно…

— Ну, чего ещё, я согласен, — сказал Семашко.

Надо думать, ему тоже надоело сидеть на спудейских харчах, хотелось на свободу, на днепровское приволье.

— Вот и ладно, хлопцы, — улыбнулся Кузьма Рожков. — Отойдём-ка в сторонку. Надо будет кое-что вам рассказать и передать…

Они зашли за угол дома и сели на потемневшую от времени и непогоды скамейку под кустом сирени.

2

В который уже раз возвращался Арсен из ближних и дальних странствий в Сечь, но всегда его охватывало радостное возбуждение при мысли о встрече с товариством, с друзьями. Он не воспринимал такие встречи как что-то обычное, будничное. Это были для него самые счастливые дни в жизни.

Когда посольство в сопровождении Гази-бея и сейменов достигло границ Крымского ханства и ступило на земли Запорожья, сторожевые казаки проводили членов посольства до Сечи, а братчики устроили им торжественную встречу.

Все стены крепости были усыпаны казаками. С надвратной башни прогремела пушка. Кошевой и старшины, в праздничной одежде, с клейнодами, встретили Тяпкина и его людей на майдане и провели в посольский дом.

Арсена и Романа окружили друзья.

— Сынок, как ты отощал на чужеземных харчах! — Метелица прижал Арсена к груди. — Знать, нелёгок посольский хлеб… Но хорошо, что живой-здоровый вернулся. Казаку лишь бы кожа да кости, а мясо нарастёт… — Он тяжёлым кулаком вытер слезу. — Тьфу, черт! Стареть небось начинаю, разрюмился, как баба…

Арсен поцеловал его в колючую щеку.

— Спасибо, батько Корней, за твоё доброе сердце… Спасибо, друзья, что так встретили!