Чётки времени

Все, что связано со Славой – это свято и дорого, это лучшие мои воспоминания.

«Наша Сопочка» и «Кукушка»

Когда мне было почти восемь лет, мы переехали из Верх–Убы в поселок Первомайский. И в моей жизни, казалось, всё будто перевернулось в одночасье. Я скучала по Верх–Убе, по своим маленьким друзьям – Вале Тютюньковой, Сереже Колтунову, Саше Рыльскому, с которыми мы вместе удили рыбу, носились по нашей улочке, гоняли гусей, уток, катались на кабане, мерили босиком лужи, подернутые первым ледком. Сожалела о том, что больше не могу теперь, когда захочу, искупаться в речке, «взбежать» на свою Сопочку, полюбоваться с ее верхушки нашим селом, дорогами и дорожками, рекой Убой с ее многочисленными старицами, рукавами, полями и тенистыми лугами.

А самое главное, я лишилась наших с дядей Ваней походов. Бабушка Дуня тоже чувствовала себя узником в Первомайке и «жалилась» мне потихоньку. Не было с тех пор, как мы уехали из Верх–Убы, в нашей с ней жизни уже ни посещений верх–убинских старушек, ни посиделок с соседкой Татьяной Ерофеевной, с бабушкой Пистимеей, ни походов на наше кладбище, на Старицу; ни крещений, ни отпеваний, на которые мы с бабушкой регулярно ходили тайком от родителей.

После того, как мы уехали из родного села, бабуля частенько печально сидела у окошка. А там, в Верх–Убе, она бы мне сказала: «Воленька, сбегай–ка на Сопочку, глянь, не йдут ли батька с маткой!» А мне и говорить не надо было! Я и сама бегом побегу смотреть не идут ли мама с папа с работы.

Склоны Сопочки, когда-то приютившие кержацких переселенцев, их дома, огороды, принимают в себя и их прах: на старом погосте нашли упокоение все наши предки. В 2011 году мы с моим мужем, Сергеем Ивановичем, побывали там. Как когда-то жили по соседству, так и сегодня лежат рядышком на старообрядческом кладбище наши соседи, вместе с бабушкой и дядей Андреем: Тютюньковы, Рыльские, Черепановы, Колтуновы, Полтаранины. Напротив нашей Сопочки, с противоположной стороны села, высится другая сопка – Кукушка. Кукушка повернулась к Верх-Убе своей лесистой стороной: сплошь заросшей черемухой и березой. Кукушка на своем склоне держит другое упокоение – кладбище православных. Так и смотрят друг на друга, в вечном безмолвии своем, две горы: наша Сопочка – скалками, с лучиками солнца, застрявшими в них, и тенистые ложбины другой сопки – Кукушки. И лишь кукушечка где–то примирительно затягивает свою нехитрую песенку: «Ку-ку, ку-ку!».

Фото 14 с. Верх-Уба, Шемоноихинский р-н, Восточно-Казахстанская область

Домики

Папа, в отличие от нас с бабушкой, был сильный духом и не допускал ни панических настроений, ни, тем более, уныния, он был человеком дела: искал выход и, как правило, его находил. Поэтому, когда руководство завода, где стали работать мои родители, после переезда, поручило папе выбрать место для зоны отдыха, папа, не раздумывая, сразу же и выбрал…Верх–Убу. Даже, если сказать точнее, верховья реки Убы, не так далеко от старинной заимки наших предков – Лоскутихи.

Заводчане вскоре построили зону отдыха и назвали её «Верх-Уба». Но для нашей семьи это название не прижилось. Потому что Верх–Уба у нас была своя. Зону отдыха мы стали называть «Домики».

Главный организатор, инициатор всех задумок и мероприятий отпускной жизни в «Домиках» был дядя Ваня.

Василий Мартынович частенько приезжал к нам на мотоцикле. Он оставил память о себе фотографиями. В те далекие годы умение их делать было из разряда профессиональных навыков. Для «Мартиныча» это было хобби, он делал их и дарил всем нам.

Брат Юра приходил из Верх–Убы и гостил у нас. По возрасту Юра, Слава и я почти ровесники. Братья объединялись, а я превращалась в «девчонку», которую они не хотели брать в свои «пацанские» игры.

Юра и Слава гордо называли себя «дедами» и говорили мне, что женщины «должны кашу варить» и не соваться в «мужские» дела. Кашу варить мне не хотелось. Обиднее всего, что тетя Валя с дядей Ваней очень серьезно и уважительно относились к новоиспеченным «дедам». Обращались к ним: «Вы» и «Деды!». Я в эту «дедовскую» компанию не вписывалась и чувствовала себя ужасно одинокой! С таким «несправедливым» отношением я примириться не хотела, обиду свою высказать не могла. Поэтому «деды» получали расстрелянные пистоны, разрезанные рогатки, запутанные удочки, спрятанные весла и снасти. Жаловаться на меня и в голову бы никому не пришло, «накостылять» было невозможно, сложно было догнать.

Каждый вечер, сидя у костра, дядя Ваня и тетя Валя пели нам песни. А потом дядя Ваня озвучивал план на следующий день. То ли это был поход, то ли рыбалка с удочкой, или с «бредешком», то ли сплав по реке, то ли поход за земляникой, смородиной, то ли просто купание – все было весело и принималось на «ура».

…Живо себе представляю лунную дорожку на Убинском плесе, небо, усыпанное звездами, потрескивание костра, который то гас, то разгорался, листва на деревьях, зачарованная этой красотой, висела, боясь шелохнуться… и где–то далеко, кажется, за краем земли, пел старый сиплый петух в сторожке дяди Миши.