Число зверя

Он вяло попытался вспомнить название заветного спасительного лекарства, но блаженное и желанное состояние полузабытья уже подступало, действительность, надоевшая и всегда тайно пугавшая его, с ее грубостью, необходимостью все время быть подтянутым, добрым, деловым и всезнающим, окончательно отступала, лишь отвлеченно мелькнула знакомая прямая тень главы всемогущего ведомства, постепенно прибравшего все к рукам, но даже это оставило его равнодушным.

Приходили странные, порой пугающие до жути расплывчатые сны, и теперь он только слегка тревожился, что же или кто же навестит его в эту ночь и будет ли она к нему доброй и милосердной… И хорошо, что жена теперь предпочитает подольше посидеть у телевизора, а затем, стараясь ему не мешать, не разбудить, если он уже спит, ложится отдельно, – Леонид Ильич почему то успел подумать и об этом. Своими снами он не мог и не хотел делиться даже с ней – это была его тайна, его вторая и, конечно же, последняя жизнь, и принадлежала она только ему. Ни жена, ни дети, ни внуки ни при чем, здесь они такие же посторонние, как и все остальное ближайшее и жестокое окружение, заставляющее его тянуться из последних сил к какой то никому не ведомой цели.

«А вдруг случится чудо и я просто хорошо и крепко засну?» – подумал он с редкой в последние годы ясностью и определенностью мысли, и это сразу же испугало его самого, и подступавшее ощущение покоя и раскованности рассеялось и улетучилось.

Он повернулся на бок, закряхтел, закашлялся и привычно, уже не думая, протянул слабую руку, нащупал большую, чтобы нельзя было промахнуться, панель звонка. Дополнительный свет зажегся почти мгновенно, дверь беззвучно приоткрылась, и в спальню вошел дежурный генерал, подтянутый и бодрый, привычно остановился перед широкой кроватью, нелепой сейчас, когда на ней лежал один беспомощный и немощный старик, по прежнему мнящий себя главой огромного могущественнейшего государства, старик, которого, словно намеренно издеваясь, все вокруг обманывали, внушая ему, что он еще в полной силе и никто другой не может его заменить.

– Садись, Стас, – обрадовался Леонид Ильич, увидев знакомое лицо и спортивную, по молодому тренированную, несмотря на возраст, фигуру вошедшего. – Свет убавь, не надо столько…

– Хорошо, Леонид Ильич… Слушаю вас, есть распоряжения?

– Как там? – спросил, неопределенно шевельнув бровями, хозяин, но Казьмин понял.

– Все спокойно, – сказал он. – Виктория Петровна досматривает телевизор, «Время» идет. Никаких особых звонков не было.

– Сколько тебе лет, Стас? – неожиданно спросил Леонид Ильич, хотя буквально за неделю до этого сам поздравлял генерала с очередным днем рождения и преподнес ему в подарок именные часы, но Казьмин, прошедший большую и неповторимую школу и давно уже относившийся к главе государства, к этому на глазах дряхлеющему старику, как то по особому, с чувством покровительства молодого и здорового человека старому и больному, с которым в их общей жизни было много связано, все так же бодро и даже весело ответил:

– Сорок два, Леонид Ильич. Уже внуку три года.

– Сорок два… такой молодой! – почему то удивился Леонид Ильич и, тут же забыв о своих словах и о своем удивлении, оживился еще больше. – Знаешь, Стас, вот выпадет снежок, рванем с тобой в Завидово… На лыжи и за сохатым… а?

– Обязательно, Леонид Ильич! – бодро отозвался Казьмин, в душе продолжая жалеть немощного, больного, давно выпавшего из действительности старика. – Помните, в позапрошлом году, какого вы зверя взяли? Ух, красавец! Семилеток!

– Покури, Стас, – попросил Брежнев обрадованно, вспомнив, зачем именно он вызывал дежурного генерала, и еще больше повернулся на бок, готовясь к предстоящему наслаждению. – Может, я потом и засну. У тебя какие?

– «Мальборо», Леонид Ильич, – ответил Казьмин, вскрывая пачку сигарет, каким то образом уже оказавшуюся у него в руках. – Легкие, приятные…

– Ну, давай, давай, пока Витя не застукала… садись, садись…