– Ради Бога, Вер, вернись к истокам! – опять остановил ее Сергеи Романович. – Мы так до жареного индюка и через неделю не доберемся!
– Ну, Сергуня, прости, от радости, ей Бо гу! – засмеялась Вера. – Родители и у меня, и у нее оказались на высоте, сам знаешь, на жизнь хватало, не жаловались…
– Вера…
– Все, все, дорогой мой и желанный! Выскочила она замуж за товарища брата, да всего года два и пожила, оба они с ее старшим братом были физиками, работали на каком то секретном деле, номерной город, закрытые программы. Где то на Урале. И муж ее в одночасье, говорит, сгорел, месяц – и готово! А как они любили друг друга, прямо без памяти… Она была на грани безумия, руки на себя хотела наложить.
– Какое потрясающее благородство!
– А ты не ерничай, Сергуня! – обиделась Вера. – Вы, мужики, только по себе и судите, нехорошо.
– Перестань, я же вполне серьезно, с полным пониманием…
– Как же, с пониманием! Все вы, мужики, циники и распутники. Недаром я со своим первым не могла ужиться… хотя подожди, я тебе самого главного не сказала. Брат то у Анастасии после этого, как у них там что то стряслось, рвануло, что ли, ну, крыша у него поехала. Вначале, говорит, исчез куда то, все бросил, жену, сына, и прощай! Два или три года искали по всему свету, думали даже, что выкрали его, за границу умыкнули. Анастасия все в этой закрытой зоне на Урале бросила, сюда перебралась, на отцовское пепелище. Хорошо, в свое время хоть не продала, а хотела ведь. А кто отсоветовал? Да я и отсоветовала… Ты что, говорю, совсем уже от своей любви спятила? Такую домину, в таком престижном месте? А дети пойдут, им что, кукиш с маслом?
– Слушай, Вера, не тараторь. Ты говоришь, старший брат? А что, был еще кто то?
– Конечно, неужели непонятно? Еще младший был, тоже по ученой части, тоже закрытый, о нем даже Анастасия молчит, совсем уж какой то секретный. Вот я и говорю ей теперь, ну, говорю, кто был прав, подруженька?
Сергей Романович перехватил бутылку из рук Веры, хотевшей вновь наполнить свой бокал, и отставил ее подальше.
– Вот я и говорю, – продолжала хозяйка, как то странно усмехнувшись, с остановившимся взглядом, – всякое бывает. С неделю тому назад старший братец у Анастасии и объявился. Вечером, говорит, кто то скребется в окошко на кухне, в темный сад окошко выходит. Занавеску, говорит, тихонько отдернула и обомлела. Он, он! Слышь, Сергуня, Бога он все это время, говорит, искал, всю, говорит, страну обошел, странником стал… а? Жутко. Ты что, Сергуня, а?
Ее остановил пристальный незнакомый взгляд.
– Нашел? – спросил Сергей Романович.
– Что? – удивилась уже забывшая о своих предыдущих словах разомлевшая хозяйка. – Чего такое нашел?
– Ну, Бога то, нашел?
Вера озадаченно промолчала, затем залилась смехом.
– Да зачем тебе знать, нашел или нет? Давай ка я баньку истоплю, вымою тебя, выскоблю до хруста…
– Зачем, говоришь? – остановил ее Сергей Романович, и в его лице проступила романтическая грусть, даже голос как то переменился, стал задумчивым и вопрошающим. – Ты вот думала когда нибудь, зачем человек на земле живет?
– Для любви, Сергуня, думать нечего, все до нас решено.
– Вот уж в чем я не уверен, так это в твоей бабьей философии, – усмехнулся он. – Нет, Вера, у человека другое предназначение на земле. Явиться из тумана, достичь своего солнца и сгореть в нем. Вот к чему стремится каждый истинный мужчина. Запомни и гордись…
– Что то больно мудрено для меня, – вздохнула она нетерпеливо. – Со мной вон уже сколько мужика не было, месяцев пять! После тебя никак не могу, не один набивался, не могу, и все… А ты.может, коньячку рюмочку?
Теперь и Сергей Романович коротко усмехнулся, польщенный и возбужденный ее явным нетерпением, придвинулся к ней, обнял, прижал к себе, и она, возбуждаясь от его властных и жадных рук, тяжело потянула его вниз, на толстый текинский ковер. А затем, придя в себя и несколько успокоившись, они долго вместе плескались в просторной ванне, но уже за столом, лениво и ублаготворенно вновь потягивая в меру терпкое вино, Сергей Романович как то, словно между прочим, обронил:
– Знаешь, Вер, ты сделай, чтобы мне встретиться с этим странником… так, незаметно как нибудь, как ты умеешь…
– Серьезно или шутишь? Ничего не пойму…
– Сам не знаю, – так же искренне ответил Сергей Романович. – Я ведь тоже по своему бродяжка – командировки, командировки, нынче здесь, завтра там, а без этого вроде и жизни нет, привык… Без дороги не могу. А если он, странник чудный, что то такое особое знает и мне скажет? Избавлюсь от своего зуда, и заживем с тобой припеваючи, буду клубничку растить, глядишь, дите проклюнется, знаешь, этакий белоголовый постреленок, глазенки быстрые, знай лепечет себе – мама, папа… а? Недурно, Вер? Ты вон еще какая молодка, кровь с перцем, такого себе парня отгрохаем или дочурку, ласковую ласковую шалунью, в косичках розовые бантики… а?
– Господи, – потянулась к нему Вера, припала к груди и неожиданно потрясенно и счастливо расплакалась, уткнувшись в широкую теплую грудь – терлась о нее щекой и носом и ревела.
Он поднял ее голову, взглянул в глаза.