Чиста Английское убийство

Предыстория-3: "Доносчику -- первый кнут

"

Как уже сказано, то, что мы привыкли называть "полицией" (имея в виду не "патрульно-постовую службу", то есть стражу, а именно "уголовный розыск") появилось в Европе очень поздно -- намного позднее, чем секретные службы (а в Англии -- так даже позднее "Общества защиты животных", это безо всяких шуток). То есть тогда не существовало даже прообразов Скотленд-Ярда -- гос-конторы, занимающейся расследованием уголовных преступлений на сколь-нибудь регулярной основе. Была городская стража с констеблями (бестолковость которых вошла и в поговорки, и в пьесы Шекспира), была запутанная иерархия судов со своим штатом юристов, могущих вести судебное следствие, и были коронеры, устанавливающие сам факт насильственной смерти. Если же вам надо было отыскать пропавшую вещь (или, скажем, человека) -- тут следовало обращаться скорее к кому-нибудь вроде "вышеупомянутого Фрайзера".

То, что сейчас именуют "оперативно-разыскной работой", системно практиковалось тогда в единственной области: в выявлении крамолы (прежде всего религиозной). Занимались этим, если так можно выразиться, "сыщики-контрактники" с собственной сетью платных осведомителей, которых мог подрядить (в рамках своих бюджетов и для решения собственных задач) кто угодно -- от контрразведки и городских властей до отдельно взятых членов Тайного совета. А что тех же сыщиков можно тем же манером использовать для выслеживания не только "мыслепреступников", но и уголовников -- додумаются лишь к самому концу 17 века (это в Англии, а на Континенте и еще того позже).

Это вынюхивание католиков и вообще инаковерующих было основано на анонимном доносительстве, густейше замешано на провокациях и неразрывно срослось с вымогательством, так что репутация персон, подвизавшихся в том бизнесе -- в глазах всего общества, отнюдь не только папистов -- была уже даже не "Без прозекторских перчаток не прикасаться", а -- "Вилами в гроб класть"; это вам не благородное пиратство или, скажем, вполне респектабельный шпионаж! Самое поразительное -- что среди этой публики тоже можно было повстречать "джентльменов из хороших семей"; вот как раз из таких был и Томас Друри.

Младший сын в семье из знаменитой династии юристов (улица Друри-лейн в театральном районе Лондона названа от них -- а не они от улицы); по материнской линии -- прямой потомок лорда-канцлера Ричарда Рича, того самого, что своим лжесвидетельством отправил на эшафот Томаса Мора (хорошая наследственность, однако...). Семья была не из высшей аристократии, но реально очень

влиятельная: отпрыск должен был бы за свои художества угодить на виселицу как минимум дважды -- но отмазали.

После неизбежного Кембриджа служил некоторое время семье тогдашнего лорда-хранителя печати Николаса Бэкона (там и познакомился с его сыном Энтони, будущим шефом эссексовской "МИ-5") -- и это, похоже, был первый и последний в его жизни честный (то есть не криминальный и не стукаческий) заработок. Перепробовав кучу специальностей -- от мошенника до наемного убийцы (причем всё как-то беспонтово...), он некоторое время сказывался в нетях, но в 1585-м предсказуемо обнаружился в тюрьме Флит. В 1587 родня его оттуда извлекла и пристроила секретарем к... лорду Стаффорду, английскому послу в Париже (старший брат Друри, Уильям, был женат на его сестре).

Как же можно с эдаким послужным списком оказаться на дипломатической службе? -- воскликните вы. Да запросто! Дело в том, что Стаффорд был шпионом... -- нет-нет, совсем не то, что вы подумали: он был "шпионом в плохом смысле", сливал английские топ-секреты врагу. Да не каким-нибудь там лягушатникам, по матримониальным интригам Елизаветы и герцога Анжуйского (это -- дело житейское), а прямо и непосредственно испанцам: что известно в Лондоне об Армаде (обнуляя тем результаты смертельно опасной работы разведчиков, вроде Поули), приготовления к ее отражению, и всё вокруг этого; да причем не по идейно-католическим соображениям (вроде того же Уильяма Стэнли), а -- тупо за бабки, расписываясь в ведомости у завербовавшего его испанского посла Мендозы. Ну и, "чтоб уж два разА не вставать", продавал параллельно ту же информацию французской католической партии, Гизам... Неудивительно, что секретарь и посол приглянулись друг дружке с первого взгляда.

Уолсингемова Служба была, разумеется, в курсе этих шалостей, собранные ею улики неопровержимы, но Бёрли с Елизаветой сочли, что публичный скандал таких масштабов обойдется дороже: посол-изменник не украсит международное реноме державы, а представитель высшей аристократии, болтающийся на виселице за торговлю военными тайнами за мелкий прайс будет смотреться непедагогично: "Мы должны сохранять у народа уважение к сословиям", да. Так что лорда еще некоторое время поиспользовали как канал для слива испанцам дезинформации, а потом (в конце 1590-го) тихо отозвали домой и даже наградили какой-то мелкой синекурой, а под занавес жизни (за молчание) -- еще и парламентским креслом.