Читаем Чиста Английское убийство полностью

Сами же мы (раз уж зашла о том речь) реконструируем для себя позицию Елизаветы примерно так. Ну, во-первых, она была вполне в курсе "дела Марло" (что бы там ни предполагал, на уровне "общих соображений", Дауни). Как минимум три обстоятельства -- личный королевский гонец Маундерс с повесткой для гостя Уолсингема в Скадборо, командировка на место убийства королевского коронера Данби с нарушением "12-мильной зоны" и беспрецедентная скорость помилования Фрайзера -- ясно говорят о том, что дело то было "на контроле" у Ее Величества по полной программе, причем как минимум с 18-го мая (то есть до всяких еще доносов Друри и Бейнса).

Во-вторых, королева была крайне неравнодушна к театру. Тут достаточно вспомнить историю с труппой Шекспира, которая во время мятежа своего патрона Эссекса устроила публичное представление пьесы "Ричард II" (где парламент низлагает слабовольного монарха, фактически передавшего власть жадной камарилье) -- что выглядело недвусмысленной поддержкой мятежников; дело запросто могло (да и, собственно, должно было...) кончиться для ребят эшафотом, но Елизавета, просто своей королевской властью, запретила их трогать. (В августе того же года, общаясь с хранителем госархива Уильямом Ламбардом и наткнувшись на документ о царствовании того Ричарда, она сказала: "Но Ричард Второй -- это же я, вы разве не в курсе?") Так что не знать (хотя бы понаслышке) "Первого драматурга Англии", автора самых популярных в стране пьес, она -- ну никак не могла.

А поскольку у королевы была отличная память, она наверняка помнила и о том, как тот драматург в 1587-м "славно потрудился для Ее Величества" на Континенте. То есть -- кто таков Марло, в обеих своих ипостасях, она была вполне осведомлена и, при любом сложном-неоднозначном к нему отношении, по графе "Расходные материалы" он для нее точно не проходил.

С другой стороны, собственноручно вытаскивать "поэта и шпиона" из зубов Витгифта (исполнявшего в тот момент прямые ее указания, стоя на страже закона -- уж каков он есть) она никак не могла себе позволить; особенно учитывая специфическую репутацию означенного поэта: "Избиратели такого не поймут!" (с). И, уж конечно, санкционировать побег Марло (при любой к нему личной симпатии) она, в сложившихся обстоятельствах, не стала бы ни под каким видом.

Санкционировать -- да, не могла, но вот "подпризакрыть глаза" кое на что -- отчего бы и нет? Вроде как в той же истории с Марией Стюарт, которой оттяпали башку -- ну совершенно самочинно-самоуправно, безо всяких на то ее указаний, и к несказанному ее огорчению!..

При этом у организаторов и исполнителей такой эвакуации (действующих как бы по собственному почину...) нет, да и быть не может уверенности, что они верно угадали невысказанные

(уж это-то наверняка!..) пожелания Ее Величества -- а вот в том, что Ее Величество не станет их выгораживать при проколе по ходу операции, и что их тогда "сотрут в лагерную пыль" по всей строгости закона, они как раз могут быть уверены на все сто. (Собственно, Данби и был послан ревизором -- убедиться насчет проколов). То есть у организаторов должен быть очень серьезный мотив, чтобы вообще лезть в эту кашу.

(3) Куртис Брейт (1996)* полагает, что Марло приказали убить Бёрли с Робертом Сесилом, усмотрев в двух его пьесах, "Эдуард II" (1592) и "Парижская резня" (1593), "зашифрованную католическую пропаганду [sic! -- авт.]". На этой, совершенно уже фантасмагорической, гипотезе ("Парижскую резню" спокон веку числят довольно-таки прямолинейной, как того и требует военное время, АНТИ-католической пропагандой) мы заканчиваем рассмотрение тех версий "заговора-и-убийства", которые разваливаются на куски еще на стадии "мотива", и переходим к тем, где мотив достаточно убедителен для того, чтоб перейти далее, по правилам детективного расследования, к обсуждению "возможности".

--------------------------------

* Breight, Curtis C. (1996). "Surveillance, Militarism, and Drama in the Elizabethan Era". -- London: Macmillan.

---------------------------------

(4) Наиболее очевидный кандидат тут, конечно, сам Уолтер Рэли; на него, как на возможного заказчика, стали грешить почти сразу, начиная еще с Танненбаума (1926)*. Откровения Марло на практически неизбежном уже пыточном следствии по делу об атеизме могли столь серьезно скомпрометировать экс-фаворита, что тот, опять-таки, решил "заткнуть рот этого опасного человека"... Логично? -- ну, для кого-то может оно и логично, но только тут вот какое дело...

----------------------------------

* Tannenbaum, Samuel A. (1926). "The Assassination of Christopher Marlowe". - New York: Hartford.

-----------------------------------

Рэли -- персонаж множества исторических анекдотов, и чтО он был за человек -- отлично известно. Вот пара характерных историй, навскидку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное