Чистая кровь

Вдруг меня окликнули мягким и низким женским голосом:

— Юрги, ты ли это?

Я обернулся. Передо мной стояла одетая в бесформенный бежевый вязаный кардиган, обмотанная таким же бежевым вязаным шарфом женщина моих лет, с лицом симпатичным и смутно знакомым, с густыми блестящими волосами, гладко облегающими голову, оставив лоб открытым, и стянутыми сзади, где мне не видно, то ли в хвост, то ли в узел.

Тут я её узнал:

— Елица! Ну надо же!

И мы, крепко обнявшись, трижды поцеловались в щёки, как положено меж старых друзей или родни.

От неё пахло чистым горячим женским телом, прогретым под тёплой одеждой, и ещё ненавязчиво сладким дезодорантом.

Я помнил её стройной тонкой (даже слишком) девочкой, которая была ко мне неравнодушна. Я тогда был увлечён другой нашей одноклассницей, куда более роскошной в те времена. Елица без возражений ходила с нами гулять третьей, обеспечивая исполнение приличий. Когда я ловил на себе её обжигающие взгляды, мне было неловко.

Ни один её год её не минул. Она выглядела на свои, не растолстевшей, но заматеревшей, с телом, насколько можно было понять под кардиганом, мягким, округлым, выпуклым где надо и горячим. На щеках её уже виден был лёгкий намёк на те брыли, которые неизбежно появляются у всех женщин к сорока, не давая ошибиться в возрасте.

— Я услышала от ребят, что ты вернулся.

— Ну, не то чтобы вернулся… Но я здесь, наверное, надолго. А ты так тут и живёшь?

— Да. Была замужем, да муж умер от рака. Сын есть, шестнадцати лет. От мужа остался магазин, в сезон сувенирами и одеждой торгую.

— Получается?

— Ещё как! Ты думал, я тупая? А у меня оборот вдвое больше, чем при муже был!

— Да ты что, Елица, я всегда знал, что ты из наших девчонок самая толковая!

Между прочим, это правда. Я ещё в школе видел, что Елица соображает быстрее всех, и к тому же она всегда стремилась учиться и не жалела на это времени.

Она неохотно выпустила мою руку, которую, оказывается, всё это время держала в своей.

— Нам поговорить бы как следует, только не в компании, — сказала она, — ты же знаешь, как у нас тут.

Елица задумалась, а потом решительно кивнула:

— Приходи к четырем часам в Момчилову пещеру — помнишь, где это?

— Погоди… Это туда наш Конста привёл Жужу обжиматься, а напоролся на коз старой Килины? Их ещё козёл гнал почти до самой Алунты?

— Надо же, помнишь, — усмехнулась Елица, глядя мне в глаза, — да, в той пещере было. Там сейчас чисто, и коз не будет точно. Молодёжь такое гнёздышко устроила — да сам увидишь.

— Приду, конечно же, — согласился я.

Мы попрощались, не в силах оторвать друг от друга взгляды, и разошлись.

Я случайно знал, чем кончилась та история. Конста все-таки Жужу уговорил и заделал ей ребёнка. Дед почему-то даже не разозлился; он выдал Жуже денег на аборт, но семье её пришлось покинуть Алунту и перебраться куда-то на материк. Родила ли Жужа, или избавилась от плода, никто не знал (да никто и не интересовался).

По пути домой я думал о Елице и пещерах, и о том, что меня там может с нею ожидать.

Всё-таки у меня давно уже не было женщины.

Берега нашего залива изрезаны большими и маленькими бухтами. В одной из них стоит Алунта, благодаря ей и возникшая: уж больно бухта удобна. Слева, за мысом, на котором и находится городок, в узком ущелье протекает горная речка, берущая начало в тех самых Ближних Ручьях; её русло заросло практически непроходимым густым кустарником. Весной речка превращается в страшный, убийственный поток, вынося в море накопившуюся на горных склонах в виде снега воду. Насколько этот поток действительно страшен, легко понять из того, что единственный мост через ущелье имеется в пяти километрах от его верховья. Ниже много раз пытались их строить, и в старину, и сейчас — но всё построенное сносило если не в первый же год, то максимум на пятый.

Справа от Алунты, за мысом, на котором стоят развалины бывшего нашего замка, есть бухта поменьше чем наша, и не такая удобная, поскольку она не закрыта с моря. Над ней возвышаются горушки поменьше замковой скалы, сложенные из такого же мягкого материала, что и наши. Горушки эти спускаются к морю довольно крутыми обрывами, заканчивающимися маленьким, но удобным песчано-галечным пляжем, а с другой стороны склоны более пологи и заросли кустарником и травой. Благодаря тому, что эти склоны прикрыты от морского ветра, или по какой другой причине, там оседает влага, питая растения и сбегая вниз и вправо в ещё один ручей, не такой, правда, буйный, как тот, что слева.