Чистая работа

Анна уже прощалась с Элисон и пожимала ей руку, когда из комнаты выскочила та сестра, что была помоложе.

— Сестра Элисон, зайдите, пожалуйста, — торопливо произнесла она.

— Что такое?

— Он взял карандаши, стал водить ими по стенам. Я ему сказала, чтобы он дал их мне, а он отошел в угол и начал писать. Я подошла к нему — не наказывать, а вести в туалет, а он…

Элисон, не дослушав, поспешила в комнату. Анна чуть помедлила, но потом пошла следом за ней. Мальчик громко кричал, лягался, брыкался и вдруг, как будто порыв его разом прошел, подбежал к Элисон и громко заплакал. Она села и стала тихонько качать его, приговаривая:

— Ну-ну, тебя не накажут. Все хорошо, успокойся, перестань, мой хороший…

Анна вздрогнула от неожиданности, когда сзади подошла молодая сестра.

— Слава богу, наконец-то… — радостно произнесла она.

— Что вы хотите сказать?

— Он плачет, но разрешает Элисон держать себя, значит, мы сделали первый шаг.

— То есть вы сможете с ним поговорить?

— Наверное.

Дверь снова открылась. Элисон попросила принести апельсиновый сок, печенье, чистые штанишки и, почти сердито взглянув на Анну, отрезала:

— Сейчас к нему не пущу! Даже не просите!

Вернон сидел, поставив локти на стол и закрыв лицо ладонями. Вид у него был неважный. Ленгтон расположился напротив, Льюис сидел справа. Вернон говорил уже больше часа и все это время не переставая дрожал. Ленгтон посмотрел на часы — почти четыре. Он взял блокнот и быстро написал в нем что-то.

Льюис опустил взгляд и прочел: «Все еще упирается».

— Что теперь со мной будет? — спросил Вернон.

Ленгтон ответил, что они постараются найти ему адвоката, но, пока он не признается во всем, его будут держать в участке.

— Так я же ничего не сделал.

— Ты, Вернон, скрыл крайне важную информацию. Если бы ты рассказал все, что знаешь…

— Но я здесь ни при чем, Богом клянусь! Я защищался, вот и все! Это неправильно! Да если бы я вам сказал, где этот дом, сами знаете — из меня бы отбивную сделали.

— В самом начале нашего разговора ты отказался от присутствия адвоката, правильно?

Вернон посмотрел на магнитофон, потом на Ленгтона:

— Но вы мне сами сказали — договоримся.

— Я помню, что я сказал, Вернон. Договоримся — значит, ты продолжаешь разговор и делаешь официальное заявление.

— Не надо мне никакого адвоката.

— Не хочешь — как хочешь. — Ленгтон поднялся с места. — Если еще что надумаешь мне рассказать, давай не тяни; если считаешь, что попадешь в уютную открытую тюрьму, то зря ты на это надеешься.

— Вы такого не сделаете!

Ленгтон улыбнулся и тихо ответил:

— А спорим? — Потом, вполоборота повернувшись к Льюису, обронил: — Распорядись, чтобы его отвели вниз, в камеру.

— Не хочу! Не надо! — закричал Вернон.

— Там ведь будет гораздо лучше, чем в том месте, где ты закончишь свои дни.

— В гробу я закончу, сволочь! Вот где!

Льюис помедлил, но все же поднялся. Он был не совсем уверен, надо ли выполнять распоряжение Ленгтона, и ждал какого-нибудь знака, но Ленгтон, отвернувшись от него, что-то писал. Льюис вышел.

Ленгтон взглянул на пленку и сказал:

— Для протокола: детектив-инспектор Майк Льюис только что вышел из комнаты. Время четыре часа пятнадцать минут.

Он выключил диктофон, вдруг быстро схватил планшет и хлестнул им Вернона по лицу. Тот охнул, отшатнулся. Ленгтон как ни в чем не бывало положил планшет перед собой.

— У тебя две минуты, Вернон.

Вернон тупо смотрел на него, а Ленгтон приподнял ногу и носком ботинка ткнул его в ребро так сильно, что он откинулся на стуле и тут же согнулся пополам от невыносимой боли.

— Одна минута, — произнес Ленгтон, не сводя взгляда с потного, насмерть перепуганного лица. — Говори, Вернон, давай, нечего тянуть. Рассказывай мне о Клинтоне Каморре.

Вернон зажмурился и произнес:

— Это все Мерфи, идиот, виноват, он попытался его шантажировать.

Дрожа от гнева, Ленгтон вошел в комнату следственной бригады. Анна только что вернулась в участок и села за стол.

— Через пять минут едем в Пекэм, — бросил он и с грохотом захлопнул дверь своего кабинета.

Вошел Льюис. Она спросила его, что у них тут творится.

— Вернон в камере предварительного заключения. Этот подонок нам все время врал. Много часов потратили, но…

Он не договорил — Ленгтон крикнул, чтобы он зашел к нему.

Таким взбешенным Льюис никогда его не видел.

— Это же было у нас под носом! А мы все: «Нелегальные иммигранты, нелегальные иммигранты…» Каморра пользовался этими бедолагами — они и сами по его милости въезжали, и наркотики для него провозили. И женщины, и дети — все были контрабандистами, платили этому сукину сыну, чтобы он переправил их сюда, и еще глотали презервативы с героином. Он по большей части с бедняками дело имел — в Северной Уганде, Сомали, на Ямайке, ведь там тысячи бездомных, — а взамен обещал, что будет заботиться об их семьях. Джозеф Сикерт тоже был таким контрабандистом, когда приехал сюда пять лет назад. Он работал на Каморру, и к Гейл его послали, чтобы разыскать Артура Мерфи, потому что после убийства Ирэн Фелпс Мерфи ударился в бега и пригрозил все рассказать, если Каморра не поможет ему уехать за границу.