Чисто английские вечера

Не забыла ли она чего? Точно ли выполнила прислуга ее распоряжения? Вдруг девушки что-нибудь упустили? Вдруг чего-то не хватит? Меж бровей у нее залегла морщинка, Эмили бессознательно снимала и вновь порывисто надевала старинное кольцо. В этом жесте сказывалась деятельная, талантливая натура, поневоле привыкшая не доверять людям, не столь умелым и одаренным. В нем сквозили нетерпеливая досада и презрение – не то презрение, что возникает от надменности или недостатка душевной теплоты, но чувство человека, что склонен подчас сказать резковатое: «Да, да, знаю! Все понятно. Не толкуйте мне о пустяках. Ближе к делу. Могу ли я на вас положиться?!» И сейчас, когда она проворно шла по коридору, неуловимо быстрые, отрывистые мысли вспыхивали в ее сознании, словно блики света на озерной глади.

«Не забыли ли девушки сделать все, что я велела? – думала она. – О Господи! Хоть бы Нора опять не запила!.. А Эмма! Конечно, она золото, но до чего же медлительна! Стряпать она умеет, но мямля редкостная. А попробуй ей слово скажи, сразу обидится и заплачет, жалуясь по-немецки… пожалеешь, что начала… Ну, а Мэй… в общем, остается только надеяться на лучшее, – морщинка меж бровей врезалась глубже, кольцо все быстрей скользило взад-вперед. – Кажется, могли бы постараться, показать, на что они способны… – с досадой думала она, поправляя плети вьющихся по колонне растений. Но сейчас же в ней всколыхнулись жалость и сочувствие, и мысли свернулись в былое привычное русло. – А, Бог с ними. Бедняжки, наверное, тоже устали. А уж если хочешь, чтоб все делалось как надо, так и делай сама!»

Она дошла до гостиной и с порога быстро ее оглядела, проверяя, все ли в порядке. Теперь глаза ее смотрели не так озабоченно – она осталась довольна. Кольцо успокоилось и больше не вертелось на пальце, а на лице Эмили появилось удовлетворенное выражение, совсем как у ребенка, что молча созерцает любимую игрушку, которую сам смастерил, и тихо радуется.

Ей навстречу шел Питер Стоун с небольшим круглым подносом в опущенной руке.

– Я вам очень благодарен, мисс Томпсон, – начал он.

Эмили вспыхнула, но не от похвалы, а от внезапно уколовшей ее мысли, что за этой сегодняшней ночной беготней она почти ни разу не вспомнила о Питере, не разыскала его взглядом в толпе гостей, не обратилась к нему, чтобы услышать ровный хрипловатый голос.

– Ваше присутствие в этом доме значит очень много, – продолжал мистер Стоун.

– Я делаю, что могу, – тихо проговорила Эмили, кивнув и заторопившись к дальнему концу гостиной, где уже убирали хрусталь.

Две румяные горничные, Мэй и Джейни, споро уставляли поднос высокими стаканами, фужерами, вазочками из-под мороженого. Питер, остановившись в проеме, обернулся и долгим взглядом посмотрел Эмили вслед. Глаза – точно море, подернутые дымкой, в лице, как всегда, гордость и достоинство, и еще – немного горечи. Весь его облик словно говорил: «Мужчина рождается от женщины, и рождается он для скорби».

Лорд Гроули стоял у окна своей просторной спальни и сквозь занавеси смотрел, как внизу от подъезда, скользнув светом по аккуратной стене кустарника, отъехала очередная машина. Мелькали отблески фонарей на фасаде здания, люди суетились, усаживаясь в автомобили, но звук этой возни не проникал в интимный мир сэра Джеймса. Он отошел к камину и закурил. Гроули был высоким худощавым мужчиной, лет под пятьдесят, с тонким и выразительным лицом, с проницательными серыми глазами, под треугольником бровей и с большим насмешливым ртом, который, однако, часто казался строгим. Аккуратно зачесанные с легкой проседью волосы, мягкие и тонкие, образовывали ровную линию над высоким лбом. Теплота взгляда и спокойствие придавали ему вид человека мягкого и умиротворенного, но в действительности характер его отличали непреклонность и напористость.

Когда страна оказалась в опасности и приходилось стольким жертвовать, исполнять много общественных обязанностей, жизнь приобрела некую пикантность, остроту. Гроули нравилась – определенно нравилась – его деятельность в различных комитетах; и даже серьезный упадок в делах и рост налогов не могли сильно обеспокоить его, все время делавшего вид, что он помнит о тяжелом положении страны и четко осознает свое место. Он считал, что страну давно следовало встряхнуть, научить, как напрягать силы и экономику. И чувство, что он не жалеет себя в трудное время, придавало особый вкус тем тихим радостям за столом и в постели, которым в его возрасте могли предаваться с чистой совестью даже менее патриотически настроенные граждане.

Он опять подошел к окну и остановился, что-то тихо напевая и постукивая в такт по стеклу ухоженными ногтями. Здесь и увидела его фрау Эльза, неслышно вошедшая через боковую дверь. Высокий, длинноногий, в мягком шерстяном костюме с отложным воротничком (что было редкостью в те дни), при синем шелковом галстуке, который он носил пропущенным через кольцо, Гроули стоял, казалось, не замечая ее, чуть склонив набок голову.