Чистодел

Он достал руку из выреза на платье своей пассии, не торопясь поднялся на ноги, нелегкой походкой матросской подошел ко мне, ухватил за шиворот и выдернул из-за стола так же легко, как редиску с грядки. Этот милейший человек потряс меня как грушу, аж зубы клацнули, от души размахнулся, но вдруг прошептал: «Ой», согнулся и ухватился руками за ширинку.

Я от души добавил ему кулаком по загривку, потом приблизился к мадам, широко распахнувшей рот, явно собирающейся заверещать, и дернул ее за косу, да так, что та осталась у меня в руках. Потом я забрал со стола лакированную дамскую сумочку, обошел кавалера, валяющегося на полу и держащегося двумя руками за первичные половые признаки, и вернулся к своему столику.

Там я вытер трофейной шерстью лицо, взмокшее от неимоверных физических усилий, вытряхнул содержимое сумочки на стол и накатил еще водчонки. Потом я взял трофейный розовый мобильник со стразами и принялся названивать по номерам барышень, отличавшихся моральной подвижностью. Они были указаны в какой-то рекламной газетке, вывалившейся из той же сумочки. Я настойчиво приглашал девушек как можно скорее подъехать и насладиться жизнью в моем обществе.

Первыми, однако, подкатили менты. Они с ходу оценили обстановку и приняли единственно правильное решение. Стражи порядка уложили меня на пол мордой вниз, пару раз дали по заднице дубинкой, потом завернули ласты за спину, окольцевали, затолкали в машину с решетками и увезли.

В околотке меня забросили в камеру с двумя бомжами и чисто конкретным пацаном из Кызыла и забыли там. Часов через сорок менты вдруг вспомнили о моем существовании, извлекли из узилища и потащили на допрос.

— Ну так что, злодей? — Следак был бодр, деловит, одет не по зарплате и явно с серьезного бодуна. — Влип?

— Получается, что да, — чистосердечно сознался я. — А что было-то?

— Много чего разного, — пояснил тот, поблескивая красными, как у графа Дракулы, глазками. — Скажи лучше, на фига ты у тетки шиньон оторвал? — Он достал из ящика стола пачку сигарет, закурил и любезно угостил меня.

— Какой еще шиньон? — обалдел я. — На хрена он мне сдался?

— Тебе виднее, — сказал следак и с удовольствием рыгнул, заполнив помещение мощным запахом перегара.

— Что теперь со мной будет?

— Значится, так. — Следователь извлек из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую флягу и сделал пару глотков. — На волю хочешь?

— Еще как хочу, — почти искренне ответил я. — А что для этого надо?

— Сущие пустяки, — отмахнулся служитель закона. — Пару штук тому мужику на поправку органов. Трешку той козе. — Он хмыкнул. — Извини, на меньшее не соглашается, уж очень она на тебя обижена. Два плюс три получается…

— Пять, — поспешил я продемонстрировать собственную умность.

— Ответ неверный. — Следак явно лучше меня выучился арифметике в школе, конечно, милицейской. — Получается ровно десять штук.

— В баксах?

— Да уж не в шекелях. — Он бросил на стол навороченный мобильник. — Срок — двадцать четыре часа, время пошло. Звони.

— Некому, — с горечью признался я. — Друзья на мели, бывшая ни гроша не даст, наоборот, приплатит, чтобы закрыли. Мать на пенсии.

— Ну и хрен с тобой. — Следователь тут же потерял ко мне всяческий интерес, извлек из портфеля стопку бланков, достал из кармана самый настоящий «Паркер». — Приступим, помолясь. Фамилия, имя, отчество?

Я обхватил забубенную головушку руками и застонал в голос, старательно входя в роль по системе Станиславского. Это у меня вполне получилось.

Ничего страшного, срок дадут чисто символический, наверняка отправят на общий режим. Как-нибудь проживу. Скорее всего, очень даже неплохо. Потому что… но об этом после.

— А условно никак нельзя? — спросил я с надеждой на отрицательный ответ.

— Сам же сказал, что бабок нет, — равнодушно отозвался следак.

Потом он пододвинул ко мне листы, извлек из портфеля и бросил передо мной на стол старенькую, обгрызенную шариковую ручку, ткнул пальцем.

— Вот здесь: «С моих слов…» — Служитель закона дождался, пока я подпишу бумаги, встал и двинулся к выходу.

— А сколько мне дадут? — жалобно пропищал я вслед.

— От двух до пяти, — не оборачиваясь, бросил он.

Следак как в воду смотрел. Прокурорша, тощая злобная тетка предпенсионного возраста, требовала как минимум пятерик ввиду особой наглости и циничности совершенного преступления. Казенный адвокат что-то гундосил о демократии и трудном детстве своего подзащитного. Сам подсудимый, то есть я, сморкался, пускал слезу и ныл, что больше не будет.

Судья, толстенный, красномордый, обильно потеющий мужик в засаленной мантии не по размеру, слушал всех нас без особого внимания.

— Три года в колонии общего режима, — пропыхтел он, и полетел я белой птицей в казенный дом на отсидку.

Куплет третий ЧЕРЕЗ РЕКИ, ГОРЫ И ДОЛИНЫ

Ближнее Подмосковье, июнь 2012 года, жара

— А потом он позвонил и заявил, что договор между нами расторгается, — проговорил тот самый мужчина, который пару раз встречался с представителем заказчика, отхлебнул чайку из стакана и отставил посуду в сторону.