Горячее солнце неумолимо выпекало землю, накаляя её до предела. Всякий зверь сейчас мечтал залечь на часок-другой в речную топь, спасаясь от надоедливых насекомых и жаркого зноя. Особенно об этом мечтал уже измотанный бесконечной погоней молодой волк. Он выдыхался из сил, ковыляя уже пьяной рысью подкашивающимися лапами, с широко раскрытой пастью и высунутым языком, с которого пеной стекали слюни уставшего зверя. Пастух, невозмутимо скача на лошади, подстраивался под скорость своей жертвы и замедлял ритм собак своими командами, чтобы одна из них в охотничьем азарте не решила догнать и напасть на уставшего волка, превратив интеллектуальный тактический подход к охоте в грязную бессмысленную возню в пыли. С хищной уверенностью человек продолжал гнать его по выжженной степи. С такой же уверенностью богомол, замерев среди травинок и сжав свои шипастые лапки, поджидает свою жертву, твердо зная, что его томное ожидание обязательно вознаградится успехом.
Вдруг он, бежавший от погони больше четырех часов по раскаленной солнцем степи, остановился и в ту же секунду рухнул от бессилия на землю. Его ноги подкосились, и он из последних сил поднимал ослабленной шеей тяжелую голову, чтобы держать своих преследователей в поле зрения.
Волк был молодой – около полутора лет от роду. Опытный пастух это сразу понял, но не малый рост выдавал возраст волчонка, а рыжеватая шерсть с подпалинами. Издалека его можно было перепутать с большой лисой, если не обращать внимания на тонкий хвост, как будто облезлый из-за летней линьки.
Банхары, завидев лежачего зверя, возбудились, прекратив семенить рысцой, остановились и залились неустанным лаем. Цухул, предостерегая своих младших братьев, скомандовал:
Цухул знал, что так неожиданно волк решил прилечь только для того, чтобы набраться сил для своей финальной атаки. Несмотря на свой возраст, хищнику хватало ума понимать, что от собак он уже не убежит и только чудо сможет спасти его, но, как известно, чудес в суровой степной жизни не бывает, поэтому он готовился дать последний бой своим мучителям.
Будто поддавшись провокациям Харала, Тайшар неожиданно ускорился и направился к волку. Он не успел и близко добежать до хищника, как его спину окропил хлесткий удар бича пастуха. Пес, взвыв, упал на землю и с рычанием посмотрел в сторону хозяина. Но рычал Тайшар совсем недолго – сразу же последовал и второй удар, угомонивший увлекшегося охотой банхара.
Собаки окружили зверя, но держались на почтительном расстоянии. Харала это явно не устраивало, и он порывался приблизиться к загнанному волку, но свистящие удары бича перед носом удерживали одноглазого банхара от этой затеи. Цухул понимал хозяина и без его команд – на высшем мыслительном уровне, какое только могло быть между собакой и человеком. Тайшар также держал заданную дистанцию. Обжигающая боль на месте ударов напоминала Тайшару о том, что лучше собаке слушать человека, а не идти ему наперекор.
Волк тяжело дышал, полностью высунув язык, и не подавал виду, что он готовится напасть на человека – лежал и лишь искоса смотрел на своих преследователей. Пастух на лошади рысью пошел к зверю, закрутил длинный бич, закрепив его на своем поясе. Верхом, подойдя к лежачему волку, он достал свою плеть со свисающим вшитым набалдашником. И если бич и волчьей шкуры не пробил бы, то размашистые удары плетью могли переломить неокрепшие волчьи кости и отбить сухие мышцы хищника, превратив их в отбивную.