Карин открыла рот, чтобы ответить, чтобы сказать, что у нее нет ни рака, ни мужа, но из ее рта вышли не слова, а только странный вой, ужасающий звук, который, как подумала, услышав его, Карин, издавал кто-то другой, какая-то женщина, которая не имеет с ней ничего общего, женщина, которую она не знает.
– Просто приезжай сюда, – сказала Кэт, – что бы ни случилось.
– Я не могу…
– Нет, ты можешь, просто садись в машину и приезжай. Увидимся через полчаса.
Непонятно, как, но она без происшествий добралась до загородного дома Дирбонов. Кэт пристально на нее посмотрела, а потом пошла к холодильнику и достала оттуда бутылку вина.
– Я пас, но тебе это явно нужно.
– Нет, я тогда разревусь.
– Ладно. Реви, – она передала ей огромный бокал. – Дети наверху, Крис еще не вернулся, но уже готов куриный пирог, и ты можешь остаться. Кто знает, у меня могут ночью начаться схватки, я оставлю тебя за главную, и тогда помоги тебе бог. Пойдем в гостиную, я разожгу огонь.
Кэт выглядела усталой и замученной, но в остальном все такой же – разумной, веселой, уверенной: идеальный друг, как всегда считала Карин, и идеальный врач.
– Так… Ты виделась с доктором. Что там?
– Нет. Дело не в этом. Никаких признаков рака.
– Но что…
– Майк ушел.
– Ушел в смысле – ушел от тебя?
– Да.
– Ты никогда ничего такого не говорила, я и не знала, что между вами двоими были какие-то проблемы.
– Господи, Кэт, ты думаешь, я знала? Я была на таком подъеме… Ты не представляешь, каково это… Когда твои снимки чистые, когда анализы крови в порядке, когда они тебе об этом говорят… Это как… Ну, это буквально как узнать, что ты оправдан, сидя в камере смертников. Мир был так прекрасен… И вот – он пакует свои вещи.
– Ты ему сказала?
– О результатах? О, конечно.
– И?
– Я не знаю, понял ли он. Он сказал – «хорошо».
– Но почему он уходит, ради всего святого?
– По многим причинам, из-за многих вещей, о которых я не знала. Но основная причина живет в Нью-Йорке, и ее зовут Лэйни. Ей пятьдесят четыре.
– Не могу в это поверить.
– Ну да.
– И вот это ждало тебя дома.
– Ага.
Карин медленно крутила стакан в руках, туда и обратно. Иногда он ловил отблески огня и вино горело красным.
Она чувствовала тепло. Тепло. Комфорт. Заботу. Оцепенение.
– Есть одна вещь, о которой тебе действительно стоит подумать… У тебя было два сильных шока… Убийства и теперь это. Эти вещи могут не пройти даром.
– Вернуть мой рак, ты хочешь сказать.
– Просто имей в виду. Продолжай свою терапию и будь бдительна. Извини, что я продолжаю гнуть медицинскую линию, сейчас неподходящее время, но это важно.
– Я не уверена, что меня теперь это волнует.
– Уж поверь, да. Еще как волнует. Не позволяй никакой сволочи утянуть тебя на дно. Он вернется.
– Или другой «он».
– Нет.
– Худшее, что он сказал, на самом деле было об этом. Он сказал, что больше не может жить с человеком с раком… Что он готов был принять любую болезнь, которая на меня обрушилась бы, любую реабилитацию, но болезнь, что полностью изменила меня, – совсем другое дело. Он сказал, что последний год я не думала ни о чем, кроме рака, ни на что больше не обращала внимания… Что я… Что я позволила болезни определять меня, и что теперь я не представляю свою жизнь без нее, и он не может принять это.
– Боже.
– Я этого не видела, Кэт. Это моя…
– Только не смей говорить, что это твоя вина.
– А что, нет?
– А женщина в Нью-Йорке? Полагаю, это тоже твоя вина, да?
– Она заставляет его чувствовать себя живым. Нью-Йорк заставляет его чувствовать себя живым. По всей видимости. Я и понятия не имела, что между нами что-то было не так. Я к тому, что… все было так. Мне ничего такого и в голову не приходило.
– Ничего необычного? Телефонные звонки… Серьезные траты… Слишком долгое отсутствие?
– Майк всегда подолгу отсутствовал, у него три бизнеса за границей, так ведь? Он проводит половину своего времени на телефоне, когда никуда не уезжает.
Сквозь задернутые шторы на секунду сверкнули фары. К дому подъехала машина Криса Дирбона.
– Что мне делать, Кэт? Что люди обычно делают?
– Они сражаются, – сказала Кэт. – Твоя жизнь стоила того, чтобы за нее сражаться, так ведь?
– Я всегда так ненавидела эти образы… Рак и война, рак и сражения, битвы, драки…
– Ну, есть альтернатива.
– Какая?
– Сдаться. Отступить… Называй как хочешь.
– О боже.
Кэт тяжело поднялась со стула.
– Ты спишь в голубой комнате. Я достала для тебя белье… Пойди прими ванну, зажги ароматические свечи. Ужин не раньше, чем через полчаса. Мне нужно обсудить с Крисом всякие скучные административные штуки по поводу заменяющего врача.
Она протянула руки и обняла ее, и на секунду Карин почувствовала своим телом тельце нерожденного ребенка. Давнее, настойчивое желание иметь детей, которое она всегда отодвигала на задворки своего сознания, сейчас резануло ее особенно остро.
Выражение лица Криса в тот момент, когда Кэт вошла на кухню, заставило ее резко остановиться.
– Что случилось?
– Ты знаешь Алана Ангуса?
– Неврология. Конечно… А что?
– Его сын из Сейнт Фрэнсиса… На год старше Сэма.
– Немного мал для своего возраста? Чуть-чуть… Ну, такой старомодный ребенок?
– Он пропал.