Чистые сердцем

– У тебя нет профессионального опыта, который позволил бы тебе оценивать ее состояние.

– Нет, у меня есть только человеческий.

– И разве он не говорит тебе, что качество ее жизни на нуле? Это совершенно очевидно.

– Нет, не очевидно. Мы не знаем, что творится у нее в голове, мы не знаем, что она чувствует, что думает.

– Она не думает ничего. У нее нет способности разумно мыслить.

– Но так же не может быть.

– Почему?

Кэт разразилась слезами.

– Хватит, – сказала она. – Я не хочу это слушать, не хочу, чтобы подобного рода разговоры звучали у меня дома.

Крис поднялся и подошел к ней.

– Очевидно, в данный момент никто не способен вести рациональную дискуссию по этому поводу, – сказала Мэриэл Серрэйлер. Она встала, спокойно отнесла свою кофейную чашку к посудомоечной машине и загрузила ее туда. – С моей стороны было неразумно ожидать этого. Прошу прощения.

– Что ты собираешься делать?

Мэриэл посмотрела на своего сына.

– Я поеду домой.

– У тебя нет никакого права принимать решения касательно Марты, ты знаешь это.

– Я прекрасно знаю, какие у меня есть права, Саймон.

– Ради всего святого! – Кэт вцепилась в руку Криса, слезы текли у нее по лицу.

– Тебе пора в кровать, дорогая, – сказала ее мать.

– Не говори со мной так, я не маленький ребенок.

Мэриэл наклонилась и поцеловала Кэт в макушку.

– Нет, ты беременна. Я поговорю с тобой завтра.

Телефон зазвонил в ту секунду, когда она уже взялась за свою сумку. Крис жестом попросил взять трубку Саймона, который сидел ближе всех.

– Кто это?

– Саймон.

– Да. Твоя мать там? – Ричард Серрэйлер был как всегда краток.

– Она как раз собирается домой. Ты хочешь поговорить с ней?

– Скажи ей, Китс только что звонил из больницы Бевхэма.

– По поводу Марты? – Саймон сразу почувствовал молчаливое напряжение, повисшее в комнате за его спиной.

– Да. Она пришла в себя. Она в сознании. Я еду туда прямо сейчас.

– Я скажу им.

Саймон положил трубку и обернулся. Ему хотелось смеяться. Танцевать. Ликовать всем назло.

Он посмотрел в лицо своей сестры – залитое слезами, опухшее, с огромными глазами.

– Очевидно, Марте гораздо лучше, – мягко сказал он.

Когда он снова вошел в палату сорок минут спустя, он был один. Его мать сказала, что больше не может видеть больницу, а у Кэт просто не было сил.

– Тебе не нужно ехать туда, – сказала Мэриэл Серрэйлер. – Никому из нас не нужно. Твой отец сейчас там.

– Я хочу увидеть ее.

Он рассчитывал, что его отец уже уехал. Он не хотел столкнуться с ним у постели Марты, но когда он зашел в палату, Ричард Серрэйлер был там, сидел на стуле рядом с кроватью и читал Марте ее карту.

– Твоя мать не поехала?

Никаких приветствий – заметил Саймон. С тем же успехом он мог бы быть невидимым.

– Она приедет завтра утром.

Он опустил взгляд на свою сестру. Цвет ее лица улучшился, щеки приобрели бледный оттенок розового.

– Что случилось?

Его отец отдал ему карту.

– У нее, как выразился Девере, здоровье, как у быка. Новый антибиотик сработал, она начала выкарабкиваться… Открыла глаза час назад. Показатели обнадеживают.

– Я полагаю, ее еще может отбросить назад?

– Может. Но маловероятно. Пережив кризис, она по большому счету вернула себя к жизни.

Саймон хотел дотронуться до руки своей сестры, поцеловать ее в щеку, сделать так, чтобы она снова открыла глаза, но в присутствии своего отца он не мог. Он просто стоял рядом, опустив глаза.

– Я рад, – сказал он.

– Почему?

– Как ты можешь спрашивать? Она моя сестра. Я люблю ее. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Твоя мать думает, что ее уровень жизни равен нулю.

– Я не согласен.

– Тогда мы снимаем шляпу перед твоими невероятными медицинскими познаниями.

– Это инстинкт.

– Полицейская работа основывается на инстинктах, не на фактах?

Саймон Серрэйлер был человеком, который никогда не был жесток по отношению к кому-либо в своей жизни, хотя никогда не стеснялся проявлять определенный уровень агрессии на работе, но сейчас он испытал такой прилив злости на своего отца, что сжал кулаки. В моменты, подобные этому, он ясно осознал, как ярость и ненависть могут у некоторых людей перерастать в жестокость. Разница между ним и ими, как он прекрасно понимал, держалась на тонкой, но невероятно прочной грани самоконтроля.

– Когда она достаточно оправится, чтобы вернуться в «Айви Лодж»? – спросил он спокойно.

Ричард Серрэйлер поднялся.

– Через пару дней. Им нужно будет подготовить ей постель.

Саймон стоял в полуметре от него. Его отец был стройным, привлекательным мужчиной, которому можно было дать шестьдесят, а не семьдесят один.

– Что ты к ней испытываешь? – спросил его Саймон, глядя на Марту. Он чувствовал внутреннее напряжение, как будто сейчас ему придется отбиваться от нападок уже за то, что у него вообще хватило духу задать этот вопрос. Но его отец взглянул на него без злости.

– Я ее отец. Я любил ее с того дня, как она родилась. Я не переставал любить ее из-за того, что всегда жалел об этом дне. Кто бы смог? А ты?

– Все, о чем ты говоришь, – сказал Саймон, – только, может быть, без сожалений.

– Тебе легко.

– Легче.