Чистые струи

Проснулся Валек от странной суеты вокруг. В первом купе разом раскричались пацанята. Мужчины пробирались к выходу, ругаясь, как на лесосеке. Мутный желтый свет, неизвестно как давно появившийся в вагоне, освещал засоренный ореховой скорлупой и папиросными окурками пол.

— Вот вечно так! — услышал он знакомый голос. Женщина посмотрела на него, но Валек не разглядел ее лица. Шевельнулся, понимая, что сковывает ее. — Лежи, лежи… Сейчас холода натянут! Вон двери-то расхлябенили.

— Лесу завались! — отозвался за стенкой легкий — не поймешь, мужской ли, женский ли — голос. — А шпалы по сто лет не меняют. Экономят все! Забота о людях… Вот она, забота. Чуть в сугроб не гуднули.

— Кто это там перепугался? — почти весело и громко спросила Валькина спасительница. — Если добрый молодец, то шел бы лучше помогать.

— Вы это серьезно? — ужом завернул из соседнего купе свою шею словоохотливый собеседник.

— Вполне!

Валек разглядел круглое безбровое лицо и пятнистую — из собаки — мохнатую шапку.

— И это, по-вашему, решение вопроса?

— В данном случае — да.

— Нет уж! Спасибо! Не намерен расплачиваться за чье-то разгильдяйство.

— Тогда помолчите.

— А вы мне рот не затыкайте! Правды стыдиться нечего! — Собачья шапка чуть подалась вперед, вытянув на свет лоснящийся воротник дорогого полушубка. — М… Мария Николаевна?! Какими судьбами?

Женщина скинула на воротник платок, поправила волосы и снова спрятала их под легким козьим пухом.

— На семинар вызвали.

— Вот хорошо! — Безбровый скользнул в Валькино купе, уселся за столиком напротив. — Я ведь тоже на семинар. Самолетом хотел, да прособирался. Вы-то почему на поезде?

— Ничего, не барыня.

— Вы что, с сынишкой в райком?

Валек осторожно потянул из тепла ноги. Но тут же почувствовал, как тяжелая рука придавила их.

— Что же вы не вышли? — спросила женщина важного человека. — Надо же паровоз поднять, все там.

— Шутите! Поднять… Пусть кран вызывают. Паровоз, Мария Николаевна, не телега!

Разговор у них совсем разладился. Наступило молчание.

— Так что вы тут про шпалы говорили? — вспомнила женщина.

— Да так… К примеру… Кофе не хотите? У меня термос. Принести? Сынишка пусть отогреется.

Мария Николаевна посмотрела на Валька, замялась. Валек сделал вид, что спит. Хотел засопеть посильнее, но нос заложило, и он всхрапнул, тут же почувствовав, что покраснел от этой неожиданности.

— Спит он! — облегченно сказала женщина. — Не буду будить.

Кажется, ушел! Валек так долго притворялся спящим, что и вправду уснул. Он как-то мельком слышал гомон возвращающихся в вагон людей, потом почувствовал толчки тронувшегося в путь состава и обрадовался, не покидая сна, — подняли паровоз! Без крана подняли!

Потом ему приснился отец. Он неторопливо шел за вагоном и вглядывался в окно. Валек догадался, что паровоз поднимал отец, а все ему помогали. Надо было и ему, Вальку, выскочить из вагона. Вот не догадался!

— В следующий раз поможешь! — сказал весело отец.

Окно, оказывается, было открыто, в него задувал теплый, летний воздух. И тайга вдоль невысокого полотна была насквозь прогрета солнцем, укрыта расплывчато колеблющимся зноем. Валек пытался вспомнить и не мог — куда везет его радостно гудящий поезд? Тогда он решил спрыгнуть с поезда. Метнулся по коридору, выскочил в тамбур, обрадовался, что двери не заперты, и, примерившись к скорости, к мелькающим навстречу столбам, смело оттолкнулся от подножки. Прыжок получился легкий и длинный. Он перелетел всю насыпь и все летел. За насыпью тянулось неширокое озерцо. Бросились в стороны, в камыши, две только что любовавшиеся друг другом чирушки — уточка и селезень. Валька приподнимало и несло дальше — к березовой релке, через нее, через огромную марь, вдоль реки, берега которой заставлены островерхими зародами свежего сена…

Валек уже почти не боялся этого нескончаемого полета. Только завидев несущуюся навстречу преграду — огромную ель или даже сопку, он подтягивался весь, ожидая удара. Но удара не было, его просто переносило через любую преграду, как выбитую ветром из куриного крыла пушинку. Валек затревожился: куда затащило! Вон лосиха повела к водопою длинноногого малыша, вон медведь присел, вверх смотрит… Дальше, дальше от этого места! И Валек увидел город. Большие белые дома, трамваи, огромные самолеты, снующие во все стороны. Как приземлился — не понять, только очутился прямо возле охотничьего магазина. И вспомнил, что вез сюда кротиные шкурки. Полный чемодан. В поезде забыл!

…В вагоне было тихо. Валек чувствовал еще, как бьется растревоженное приснившейся бедой сердце, но уже успокоился, зная, что чемоданчик его никуда не делся — лежит себе под полкой в удобном тайничке. Четыреста шкурок! Правда, взрослые за лето, бывает, и по тысяче насушивают, но чего сравнивать! У них и тропы лучше, и капканов не сорок штук.