Чистый углерод. Алмазный спецназ - 2

Корзину неожиданно качнуло, и ощутимо, как шлюпку под уларом волны. Мазур, не раз попадавший на море в непогоду, а однажды и в настоящий шквал, согласно въевшимся флотским рефлексам удержался на ногах, уцепившись за борт корзины. Николь и выпрямившийся Патрис проворно проделали то же самое. Корзину потряхивало, уже не так сильно, но безостановочно — кажется, она уже не касалась земли. Ну да, якорные канаты или как они там именуются у воздухоплавателей, натянулись, как струны, шар ощутимо стремился ввысь, словно ему не терпелось взмыть высоко в небеса.

— Считайте меня в составе экипажа, капитан, сэр, — сказал Мазур, откозыряв на американский манер. — Мне придется что-нибудь делать?

— Во время полета — ничего, — сказал Патрис, выключая компрессор. — А на взлете — сущие пустяки. Видите, из каждого узла торчит длинный конец канатика? По моей команде дерните его как следует, узел моментально развяжется, и мы взлетим. Дело нехитрое, мы с Николь вдвоем справлялись…

— А эти… якоря или как их там, вы что, здесь оставите?

— Ну да, — сказал Патрис безмятежно. — Конечно, они подороже, чем мелкая монетка, но все равно, одноразовые. Загоняешь его молотком в землю, выдергиваешь чеку — и там, в земле, сильные пружины выбрасывают на четыре стороны нечто вроде якорных лап. Надежно держат, особенно когда их четыре. Слишком долго пришлось бы выкапывать, не стоят они того. Так что одноразовые. И… — он глянул вокруг так, словно видел что-то доступное ему одному. — К узлам!

Мазур метнулся к указанному, крепко сцапал кончик тонкого плетеного канатика и ждал команды. Наконец услышал:

— Узлы!

И что есть силы дернул конец.

Глава VI. Сумеречная зона

Канатик, вихляясь, скрылся за бортом, словно вдруг ожил и превратился в змею. Не было ни малейшего толчка, не было ощущения подъема, какое испытываешь в самолете и даже в лифте. Впервые переживаемые ощущения сравнивать было просто не с чем. Просто земля вдруг уплыла вниз, деревья, автострада, машины — все стало крохотным, кукольным и уменьшалось дальше, уменьшалось…

Мазур невольно отпрянул от борта — на миг закружилась голова — но тут же постарался взять себя в руки: а то как-то неудобно перед девушкой, которая не просто стоит у борта — высунув голову, смотрит вниз.

Оглянувшись на Мазура, она сказала с легкой улыбкой: — Раз десять поднималась и каждый раз не могу привыкнуть…

— Позвольте, Роберт… — Патрис легонько посторонил его, подхватил его тяжелую сумку, как комок ваты — здоров был все же, лось, — отнес в другой угол и поставил рядом с другими, побольше и поменьше, стоявшими в метровом примерно зазоре меж бортом и тем самым длинным ящиком с крышкой наподобие мягкого сиденья. Повернувшись к Мазуру, со смущенной улыбкой развел руками: — Извините, что я без разрешения — привычка. Привык поддерживать на борту порядок, чтобы все стояло на своем месте…

— Да пустяки, — сказал Мазур.

Он и в самом деле не видел поводов для тревоги — конечно, красавчик вмиг определил, что сумка тяжелая. Ну и что? Мазур не зря на всякий случай упомянул, что везет не только отчеты, но и образцы. Всем известно, что Лесной корпус часто сотрудничает с министерством геологии.

Шар поднимался. Мазур стоял у борта, даже чуточку завороженно глядя вниз — сбылась давняя мечта, он был на борту воздушного шара, уверенно поднимавшегося высоко в небеса. Правда, это никак не означало, что система РМП отключилась, она исправно работала, и Мазур якобы небрежно расположился так, чтобы краешком глаза держать в поле зрения и Патриса, и Николь — эти вещи, как и многие другое, он привык проделывать чисто машинально.

Однако молодые люди вели себя безобидно: Николь так и стояла у борта, заворожено глядя вниз, а Патрис работал вовсю — глядя на прикрепленные к борту карту и компас, иногда дергал за рукоятку ведущего к горловине шара шнура — скорее всего, стравливал немного газа — то, наоборот, нажимал кнопку на компрессоре, добавляя гелия. Одним словом, человек был занят делом. Что-то это да означало.

Ага! Достигнув определенной высоты, шар — опять-таки неуловимо — перешел из вертикального в горизонтальный полет. О чем можно было судить исключительно по тому, что объекты на земле очень медленно уплывали назад. Если бы Мазур не видел земли, мог бы поклясться под присягой, что шар стоит в воздухе — настолько неощутимым оказался его полет. Была совершеннейшая тишина, такая оглушительная, что Мазур кашлянул — дабы убедиться, что не оглох внезапно. Теперь он понимал фанатиков воздухоплавания, вроде Надара, упорно рвавшихся в небо, несмотря на все катастрофы и несовершенство аппаратов. Дело, конечно, не в том, что в их времена еще не было самолетов — вряд ли они променяли бы всю прелесть такого полета на любой самолет. Схожие чувства Мазур испытывал лишь однажды, когда вышел в море впервые в жизни под парусами — на знаменитом «Товарище».