Читай меня вслух

В библиотеке стояла полнейшая тишина – Катя слышала лишь свое прерывистое дыхание и гулкий стук сердца. Книжные стеллажи казались сейчас больше и выше, походя на вековые сосны, что верхушками касались неба. Катя поежилась, вспомнив картинки дремучих лесов, и уселась за библиотекарский стол, загроможденный деревянными ящиками с формулярами. Рядом, в граненом стакане, приспособленном под канцелярию, нашлись ручки, карандаши и линейка. Старая шаль лежала аккуратно свернутой на углу стола. О да, расставаться с вещами, к которым привык, очень нелегко. Катя знала это по себе, храня в ящике стола множество памятного хлама.

Порывшись в рюкзаке, она извлекла из него блокнот и ручку. Открыла чистую страницу и, не раздумывая больше ни секунды, написала:

«Она так часто смотрела в окно, что успела выучить наизусть все грязные следы на стеклах, которые никто никогда не мыл. Сегодня это напоминало карту звездного неба…»

Она выводила текст с нажимом, впечатывая в бумагу каждое слово, точно высекала их на камне. История представлялась ей от начала до конца, потому что она уже прожила ее и знала, каким хочет видеть финал.

Катя прервалась, чтобы рука отдохнула от быстрого письма. Встряхнула кистью, сжала пальцы и нервно хрустнула ими; в полной тишине этот звук показался слишком громким. Затем посмотрела на исписанные строчки, привыкая к тому, как ее мысли выглядят на бумаге.

Она выбросила все черновики, которые писала до этого – безжалостно вырвала страницы из блокнота, стерла электронные тексты и отказалась от старых идей. Если в одной истории ей не суждено было встретиться с Ником, она напишет другую!

В это поверил бы только сумасшедший, но Катя не позволяла себе усомниться в силе своего воображения. Оно спасало ее от детских страхов и одиночества, не давало погрязнуть в рутине, утешало и исцеляло. А потом создало Ника. И если существовало место, где Ник мог стать реальным, – то оно было здесь, в библиотеке. Она сожгла все бумажные черновики, чтобы написать новую историю, представляя не книжного персонажа, но настоящего человека. У этого Ника были карие глаза, отвратительный почерк и скверный характер. Этот Ник неумело бренчал на гитаре и порой пел мимо нот. Он состоял из несовершенств, странностей, свободных мыслей и чувств – совсем как обычный человек…

Мысль оборвалась: по библиотеке прокатился оглушающий грохот. Катя испуганно дернулась, и выводимое «о» обзавелось длинным зигзагообразным хвостом. Она оглянулась, высвечивая фонариком стеллажи. Шум не умолкал, объединяя в себе гулкий стук, будто падали камни, и беспокойный шелест, словно хлопали десятки крыльев потревоженных птиц.

Это были книги.

Катя вскочила со стула, готовая броситься на шум, но тут же передумала. Страх ощущался как тугой клубок под ребрами, а она, нитка за ниткой, разматывала его, чтобы найти в себе смелость проверить, что происходит.

Грохот смолк, библиотека снова погрузилась в дребезжащую тишину. Лишь тогда Катя сделала несколько осторожных шагов, освещая фонариком пространство впереди. Рука дрожала, и слабый поток света рябил перед глазами.

– Э-э-эй, – тихонько позвала Катя.

Высокие стеллажи поглотили ее голос. От испуга казалось, что они медленно смыкаются вокруг нее. И пусть это была только игра воображения, но дыхание перехватило по-настоящему. Минуты растянулись до бесконечности, время словно застыло в этих стенах.

Наконец, Катя добралась до середины ряда. Фонарик высветил какую-то фигуру на полу, но это оказалось всего лишь горой рухнувших книг. Ровные стеллажи зияли пустыми полками, словно кто-то нарочно сбросил их содержимое. Не раздумывая, как это могло произойти, Катя принялась судорожно собирать книги. Нужно вернуть все на место и убираться отсюда поскорее!

Она потянулась за очередным томом – и вдруг книжная груда зашевелилась. Катя вскрикнула, неуклюже отскочила назад и налетела на стеллаж. Тот качнулся и в следующее мгновение обрушил на нее книги. Катя инстинктивно прикрыла голову руками, выронив телефон.

В библиотеке стало темно и тихо.

В панике Катя бросилась искать под книжными завалами единственный источник света. Пальцы ощущали твердые переплеты и гладкие страницы, острые уголки обложек и шершавый срез бумаги. Но внезапно Катиной руки коснулось что-то странное. Оно едва дотронулось до запястья, точно боялось причинить боль. Слабый свет фонарика, пробившегося сквозь щель между книгами, высветил длинные, тонкие пальцы, покрытые вязью символов.

Она забыла, как дышать и двигаться. Все смотрела на эти руки как завороженная. Но когда кто-то тихо произнес ее имя, Катя закрутила головой, пытаясь в полумраке отыскать того, кому принадлежал бархатистый, тягучий голос.