Читающая по цветам

Я вознесла молитву Зеленой Даме Грэнмьюара, прося ее дать мне силу убить Блеза Лорентена его собственным кинжалом и омыть руки его кровью.

Светлый ободок по краям и сверху двери погас, стало быть, наступил вечер. Это хорошо. Значит, когда дверь наконец откроется, поток света не ослепит меня. Я продолжала сгибать и разгибать пальцы и ходить взад и вперед по сараю. Воздух был тяжелым и спертым.

Сначала до меня донеслись голоса – издалека. Затем шум приближающихся сапог, потом скрежет и лязг отпираемого замка, поднимаемого засова.

Дети все еще спали. Я притаилась рядом с ними, как будто просидела там весь день. В последний раз я согнула и разогнула пальцы. Кровь на порезах уже засохла, и я почувствовала, как ее корка трескается.

Дверь заскрипела и отворилась, сметя в сторону всю мою тщательно уложенную солому. Это не входило в мои планы. Но я все равно напрягла ноги и оперлась кончиками пальцев о землю, готовая к прыжку.

Блез Лорентен шагнул в комнату. Он был абсолютно уверен в себе и, глядя на меня, улыбался. Его левая нога резко провалилась в выкопанную мною яму, лодыжка громко хрустнула, и все тело завалилось вбок.

Я прыгнула на него с леденящим душу криком. Он стоял, опершись на правое колено, его левая нога была сломана, он почти потерял равновесие, и был застигнут врасплох, и я набросилась на него, как дикая кошка, кусаясь и царапаясь. Он что-то выкрикнул и потянулся за кинжалом. Я глубоко вонзила зубы в плоть над его локтем, и он, вопя, ударил меня второй рукой. Его кулак ударился о мою скулу, голова моя дернулась, но я только крепче стиснула зубы. В тот же самый миг мои пальцы сжались вокруг эфеса его кинжала.

…и я почувствовала, что сжимаю металлическую голову сокола…

Я не стала заносить руку для удара – он бы перехватил мое запястье, а его сила была куда больше моей. Вместо этого, едва выхватив кинжал из ножен на его боку, я вспорола им уязвимую складку между его животом и бедром, затем, держась за эфес обеими руками, дернула клинок вбок и вверх. Если бы в моих силах было кастрировать его одним ударом, я бы сделала это с радостью, но металлические концы шнуровки его коротких, до колен штанов, и гульфик защитили его мужское достоинство. Однако его кровь тугой струей брызнула вверх, горячая, красная, и он отпустил меня и, словно мокрица, свернулся в клубок, стараясь защитить свою мягкую плоть.

– Майри! – крикнула я, – Майри-роза, хватай Китти и беги, беги, беги!

Майри уже проснулась – мой первый крик разбудил их обеих. Она схватила Китти за талию и потащила ее к двери. Китти ревела как резаная, но Майри продолжала молча и решительно тащить ее к выходу. Я встала на колени рядом с Блезом Лорентеном и попыталась вонзить кинжал ему в горло. Но клинок только скользнул по его ключице, оставив длинный, неглубокий порез на его плече. На его рубашке расплылось еще одно кровавое пятно. Он крякнул и слабо махнул рукой.

«Tante Mar упала».

– Это ты упадешь! – завопила я и снова ударила его кинжалом. Он больше не издал ни звука.

– Проклятый трус! Ты больше не встанешь, и пусть твоя черная душа вечно горит в аду!

– Maman! – крикнула Майри. Ее тонкий голосок звучал тихо и жалобно. – Maman, выходи скорее!

Я, шатаясь, поднялась на ноги, все еще крепко сжимая в правой руке окровавленный кинжал, и выбежала наружу. Было прохладно и пасмурно, и я ощущала запах навоза, прелой соломы, нечистот и слабо доносящийся откуда-то издалека запах моря в заливе Ферт-оф-Форт. О, Зеленая Дама, святой Ниниан, о море, море, море, все отмывающее дочиста! Я подхватила ревущую Китти левой рукой и зажала ее под мышкой.

– Держись за мою юбку, Майри-роза, – бросила я. – А теперь бежим!

Мы побежали по переулку. Куда мы бежали? Я этого не знала, и мне было все равно. Я должна была убежать подальше от того сарая, я и мои малышки. Думаю, я добежала бы до Куинзферри[102], если бы в конце переулка путь мне не преградил мужчина в черном плаще, держащий в руке обнаженную шпагу, тускло поблескивающую в свете огней, что освещали ближайшую улицу.

Я поставила Китти на ноги и спрятала обеих девочек за моими юбками.

– У меня есть кинжал, – проговорила я, тяжело дыша от ужаса и муки. – Я только что убила человека и вас тоже убью, если вы…

И тут я поняла, кто это.

– Нико, – прошептала я.

Его лицо было бело, как кость, отполированная морем.

– Ринетт, – проговорил он. – Sainte-grâce[103], ты не ранена?

– Нет. Разве что немножко. Мои руки. Это не моя кровь, а его.

– И ты его убила? Ты уверена? Где ты взяла кинжал?

– Да, я уверена. Это его собственный кинжал. Я устроила ему ловушку. Нико, что ты здесь делаешь?

– Я пришел за тобою и детьми. – К его лицу прилило немного краски, и его губы скривились в горькой – почему горькой? – усмешке. – Но я вижу, что ты спаслась без посторонней помощи. Ринетт, нам надо скорее уходить. Нельзя, чтоб нас видели здесь в таком виде.