Мы оставили церковные двери открытыми. Под лучами послеполуденного солнца море блестело, точно полированное золото. Я сказала себе, что не стану думать о том, как венчалась здесь в прошлый раз, и о том, что из этого вышло. Единственное, что осталось неизменным, было ожерелье из бирюзы, когда-то принадлежавшее моей матери, у меня на шее. Если бы ни оно, я выглядела бы как обыкновенная деревенская женщина в полотняном платье и простом кисейном покрывале.
Отец Гийом поцеловал свою епитрахиль и надел ее на шею, затем открыл требник.
– В присутствии этих свидетелей, – возгласил он, – я готов выслушать изъявления вашего намерения пожениться.
Он кивнул Нико.
– Я, Никола де Клерак, – четко и торжественно произнес Нико, – обещаю взять тебя, Марина Лесли, в законные жены, как велит закон Святой Церкви, и хранить тебе верность.
Отец Гийом кивнул мне.
– Я, Марина Лесли, – сказала я, – обещаю взять тебя, Никола де Клерак, в законные мужья, как велит закон Святой Церкви, и хранить тебе верность.
Мы взяли друг друга за руки.
– Я обручаю вас, – сказал отец Гийом, – и свидетельствую ваш обет взять друг друга в законные супруги в тот день, когда Святая Церковь освободит вас от ограничений, налагаемых имеющимся между вами родством.
Дженет фыркнула. Она считала, что всякие там степени родства и разрешения Святого престола сочетаться браком, невзирая на таковые, есть не что иное, как сущие пустяки.
– Итак, mes enfants[125]
, – сказал отец Гийом, тщась соблюсти строгий вид, – вы теперь обручены. Постарайтесь не ложиться как муж с женою, ибо тогда вы будете уже не обручены, а женаты в полном соответствии с законом, нерасторжимо и на всю жизнь.– Мы постараемся, mon père[126]
, – сказал Нико. Он не уточнил, что мы постараемся сделать.– Очень постараемся, – добавила я.
На этом церемония закончилась. Мы вернулись в большой зал и сели за торжественный ужин в честь нашей помолвки, состоящий из пирогов с миногами, вымоченного в вине и посыпанного перцем хлеба, жаренного на вертеле мяса ягненка и супа из оленины с вином, гвоздикой и шелухой мускатного ореха. Потом мы ели пирожные, которые Бесси Мор испекла из доброй пшеничной муки, коровьего масла, сахара и заварного крема, перемешанного с лепестками фиалок. Весь стол был завален анемонами, цветами шиповника, травяными гвоздиками и венками из лиловых цветов вьюнков паслена сладко-горького.
Мы оставили пирующих и незаметно ускользнули на самый верхний этаж Русалочьей башни.
– Ты уверена? – спросил Нико. Он провел рукою по моему лбу и волосам и наполовину стянул с моей головы покрывало. – Если ты мне сейчас не откажешь, то мы будем уже не обручены, а женаты.
– Я уверена. – Я стянула покрывало совсем и уронила его на пол. – Смотри, мои волосы немного отросли.
Он улыбнулся.
– Да. Знаешь, на что они похожи на ощупь?
– На что?
Он закрыл глаза и снова погладил мои волосы.
– На мех спящего олененка. Шелковистый и послушный, но если погладить его против шерсти, олененок вмиг проснется и убежит.
– Ты никогда не гладил спящего олененка.
Он рассмеялся.
– Верно. Но я могу себе представить, на что это похоже.
Он начал расстегивать свой камзол. Я сняла пояс и развязала шнурок, которым на вороте стягивалось мое платье. Таково было преимущество женских деревенских нарядов – их легко было снимать и надевать без посторонней помощи. Я сняла платье через голову и осталась в нижней сорочке с голыми руками, плечами и большей частью груди. Я закрыла глаза и принялась ждать, вдыхая соленый аромат моря.
Мгновение спустя я почувствовала, как он тыльною стороной пальцев легко-легко проводит по моей щеке, потом он повернул кисть и кончиками пальцев провел от моего уха к подбородку, затем вниз по горлу к ямке между ключицами. Здесь он на миг остановился, потом очень медленно двинулся еще ниже – туда, где начинался свободный круглый ворот моей сорочки. Тут он остановился снова.
– Твоя кожа, – проговорил он, – подобна внутренней стороне морской раковины. Прозрачная, белая и словно бы светящаяся.
– Вы очень галантны сегодня, месье. Вы что же, воображаете, будто вы снова при дворе?
Он легко коснулся губами моего виска возле края глаза. Я чувствовала тепло его дыхания.
– Разве тебе не нравятся комплименты? – спросил он.
– Просто я так давно их не слышала.
– Отныне ты будешь выслушивать по сотне каждый день.
Он обхватил ладонями мое лицо и очень нежно поцеловал меня в губы. Мои руки сами собой поднялись, скользнули по его рукам, плечам и зарылись в волосы на его затылке. Что-то в глубине меня сжалось и распустилось, словно пружина, и с сильным жаром разлилось по всему телу.
– Я тоже люблю тебя, ma mie.
– Теперь тебе уже нет нужды быть со мною таким же осторожным, как в прошлый раз.
– В самом деле? Тогда тебе не будет неприятно, если я сделаю так?
Я вскрикнула – но не от боли или страха, а от чистого пронзительного наслаждения, и в сладостном свете луны сердце мое возликовало.
– О нет, – вымолвила я. – Вовсе нет. И я уверена, что тебе не будет неприятно, если я сделаю вот так.
Он с шумом вдохнул в себя воздух от наслаждения.