Читающая по цветам

– Королеве не следовало бы давать вам такие лакейские поручения, – сказал он. – Что вас так заинтересовало в сэре Джоне Гордоне? Если я заметил, что вы на него глазеете, то заметят и другие.

– Дело в том, что… – я осеклась. Если Нико де Клерак и в самом деле агент Гизов, то мне ни в коем случае не следует делиться с ним добытыми сведениями. Что еще могла я сказать о сэре Джоне? Как ни в чем не бывало я продолжила, как будто это меня ничуть не касалось, – …о сэре Джоне ходят самые возмутительные слухи: будто он женился на вдове Александра Огилви, и тем не менее он совершенно открыто ухаживает за королевой.

– Верно, ухаживает. – У Нико была удивительная способность – он мог разглядывать одного-единственного человека, хотя со стороны казалось, будто он обозревает всех присутствующих. На нем был вишневый бархатный камзол такого темного оттенка, что он мог бы показаться черным, если бы при движении не отливал темно-красным; рукава же были из алого, шитого золотом шелка, с модными разрезами и шнуровкой из лент. Его короткие штаны были сшиты из дорогого муарового шелка и бархата более темного оттенка алого цвета. Все эти темно-красные и алые тона должны были бы ужасно сочетаться с его золотисто-рыжими волосами, но, как ни странно, на нем они выглядели хорошо.

Его глаза были подведены сурьмой. На нем было куда больше косметики, чем на мне, много больше драгоценных украшений, от него намного сильнее пахло духами, как будто он нарочно старался выглядеть изнеженным и женоподобным.

Но во всяком случае, мне он таким не казался. Я помнила, как он стоял надо мною, размахивая шпагой.

– Думаю, все дело в его кинжале, – сказал он. – Вы хотите посмотреть, нет ли на его эфесе и гарде пустого гнезда от выпавшего рубина.

– Возможно.

Тем временем столы вынесли вон, и музыканты заиграли первый танец – гальярду. Королева пошла танцевать с лордом Джеймсом, а леди Эгнес – со своим отцом, графом Маршалом. Королева танцевала прекрасно, ее высокий рост и стройность придавали необычайное изящество всем ее па; рядом с нею лорд Джеймс казался скованным и неуклюжим. На мгновение наши с Нико взгляды задержались на сэре Джоне Гордоне: он стоял рядом с танцующими, ожидая случая пригласить королеву на следующий танец.

– Он вожделеет ее, – сказал, наконец, Нико. – И не только потому, что она королева.

– Его ждет разочарование.

– Надеюсь. Брак с католиком стал бы для нее катастрофой. Кстати, мистрис Ринетт, вы танцуете?

– Нет, – коротко ответила я. Сказать по правде, я любила танцевать, но мне никогда не давались сложные па придворных танцев: гальярду и павану – мои руки и ноги, казалось, были слишком длинны, к тому же я никак не могла управиться со своими пышными юбками. Я предпочитала сельские танцы, которым Дженет и Уот научили меня в деревеньке Грэнмьюар, и уж конечно не могла представить, как я в своем чиненом платье танцую с Никола де Клераком, одетым в роскошный наряд. Я, выросший на морском берегу анемон, и он, вьющийся паслен сладко-горький, темный и красивый, со сладкими и ядовитыми ягодами.

– Ну же, один-единственный танец! В честь новобрачных, чтобы показать, что мы желаем им счастья.

Гальярда закончилась, и музыканты наигрывали интерлюдию перед следующим танцем, пока дамы и кавалеры сговаривались. Лорд Джеймс и леди Эгнес, само собой, выбрали друг друга; сэр Джон Гордон и французский поэт Пьер де Шастеляр, похоже, спорили из-за того, кто будет сейчас танцевать с королевой. Сама она пила вино, поднесенное ей Мэри Ситон, и смеялась над своими двумя кавалерами.

Никола де Клерак взял меня за локоть.

– Потанцуйте со мной, – настойчиво сказал он. – Слышите музыку? – следующим танцем будет павана. Нет лучшего способа поговорить, не привлекая ничьего внимания и не опасаясь, что тебя подслушают через замочную скважину, чем такой вот медленный танец.

– Почему вы думаете, что мне захочется с вами поговорить?

Он пристально посмотрел на меня.

– Стало быть, мы больше не союзники в поисках убийцы вашего мужа?

Я уже жалела, что заговорила с ним так резко. Если он агент Гизов и у него есть какой-то скрытый мотив, чтобы притворяться, будто он хочет мне помочь, мне следует всячески улещать его и одновременно стараться выведать как можно больше, не раскрывая собственных тайн.

– Простите меня, – сказала я. – Тяжело быть в немилости у королевы. Конечно же, я с вами потанцую.

Он взял меня за руку. Его кожа коснулась моей, и я испытала потрясение – рука у него была теплой, а я почему-то ожидала, что она будет холодной. Конечно, он дотрагивался до меня и раньше – ведь именно он донес меня с Хай-стрит до Холируда в ту страшную ночь, когда убили Александра. Но то было совершенно другое дело. Сама я была другой. Сейчас он впервые коснулся меня такой, какой я была теперь, ладонь в ладонь, вьющийся паслен сладко-горький и анемон, и я ясно поняла – цветы не лгут, – что он сыграет в моей жизни какую-то важную роль.

Но какую?

Роль друга? Любовника? Предателя? Убийцы?