Читаем Читающий по телам полностью

Тут Серая Хитрость неожиданно передал слово прорицателю. Человечек пал перед императором ниц, потом поднял голову.

— Все произошло именно так, как рассказал этот досточтимейший из судей. — Сюй покосился на Серую Хитрость. — Страж порядка попросил меня проводить его в академию, поскольку не знал, где она, и заверил, что схватит Цы, пусть даже с риском для жизни. Я отвечал, что в такие дела не вяжусь, да страж меня убедил в конце концов. И вот за ночь до его гибели я отвел его в академию. Я, вообще-то, не собирался бродить там вокруг да около, но вскоре заметил, как Цы и Гао вместе вышли из ворот и двинулись к каналу. Я видел у Гао в руках кувшин — он что-то пил. Вначале их разговор шел довольно мирно, но вскоре завязался жаркий спор, и тогда Цы вдруг что-то такое сделал руками возле головы Гао, спихнул его в воду и был таков. Я побежал за помощью, но успел только увидеть, как несчастный исчезает под водой.

В лицо юноши впились сотни осуждающих глаз, послышался ропот негодования. Цы прикинул, как бы понадежнее опровергнуть показания Сюя.

— С дозволения вашего величества я мог бы доказать, что обвиняющий меня прорицатель не только клевещет на меня, но и пытается обмануть Сына Неба. — Цы надеялся, что эти слова наверняка заинтригуют императора.

Судебный пристав воззрился на владыку в ожидании. Цы все рассчитал правильно: Нин-цзун был взят за живое.

— Пусть говорит, — тихо и невозмутимо велел он.

Цы уткнулся головой в пол и исподлобья бросил взгляд на Серую Хитрость.

— Но мне нужен еще один человек. Мне нужен свидетель, профессор Мин.

* * *

Перерыв позволил Толкователю трупов насладиться эфемерным успехом. Ему не только удалось заронить сомнения в душе императора — теперь он сможет воспользоваться и показаниями, и мудрыми советами Мина; а самое главное — перейти ко второй части своего плана, непременно предусматривавшей разговор с Бо. Сейчас, с Фэном во главе стола, с недужным Мином и без помощи Лазурного Ириса, вся надежда его была на седого чиновника. Он уже давно заметил Бо в боковом зале, поэтому, когда стражники повели юношу через этот зал, Цы сумел приблизиться к Бо и взмолиться о помощи. Тот удивился, но кивнул и пошел вслед за стражниками в маленькую комнатку, где у Цы наконец появилась возможность поделиться с чиновником своими подозрениями. Поначалу тот колебался, но когда Цы открыл ему все свои аргументы, Бо гарантировал юноше свою поддержку. Потом за Цы явились два стражника, чтобы отвести его обратно в зал, и Бо исчез.

Когда Толкователя трупов вновь поставили перед императором, академик Мин уже полулежал в больничном кресле. На лице старца до сих пор сохранилось удивленное выражение, будто он не понимал, кого здесь судят и отчего он оказался перед императором, поэтому Цы кратко объяснил Мину суть дела. Мин изумился еще больше. Юноша убедился, что ноги его выздоравливают, и вздохнул с облегчением. Когда закончился перерыв, Цы, вновь простершись на полу между двумя караульными, обратился к императору:

— Ваше величество. — Цы подождал, пока Нин-цзун обратит на него внимание. — Как вам хорошо известно, вот уже много лет почтенный профессор Мин руководит академией, которая носит его имя, учреждением столь почтенным, что в престижности оно может состязаться с самим университетом. Вообще-то, в ней учился и Серая Хитрость, хотя ему и понадобилось шесть лет для получения степени, которую другие получают за два.

Нин-цзун нахмурился: оказалось, что обвинитель, о высокой компетентности которого ему столько понарассказывали, вовсе не столь блестящ. Цы втайне порадовался.

— Человек, подобный Мину, заслуживает всяческого вашего доверия, — продолжал Толкователь трупов, не поднимая головы. — Это человек чести, который своей искренностью и своим трудом способствовал росту мудрости среди подданных императора. Человек, в котором невозможно сомневаться.

— Задавайте вопросы, — потребовал судебный пристав.

— Прошу простить, — с готовностью извинился Цы. — Достопочтенный Мин, помните ли вы тот день, когда мы, ваши ученики, осматривали в префектуре Линьаня тело утопленника?

— Да, разумеется. Это было необычное дело. За его успешное раскрытие Серая Хитрость получил место при дворе. Все это случилось за два дня до больших экзаменов.

— Могли ли студенты покидать академию за неделю до экзаменов?

— Это строжайшим образом запрещено. На самом деле, если под влиянием непреодолимых обстоятельств какому-нибудь студенту требуется покинуть здание, о его уходе делает отметку привратник, а мы знаем, что этого не было.

— Понятно. Расскажите, пожалуйста, как ученики готовятся к экзаменам конца триместра.

— И это просто. В последнюю неделю ученики проводят дни в библиотеке, а по ночам готовятся до самой зари в своих спальнях.

— Вспомните, пожалуйста, когда я поступил в академию, у меня был сосед по спальне?

— Да. Как и у любого другого ученика, — отвечал Мин.

— Получается, что, помимо регистрационной книги, о моих возможных отлучках перед убийством мог бы судить и мой сосед?

— Конечно, он мог бы об этом свидетельствовать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Разворот на восток
Разворот на восток

Третий Рейх низвергнут, Советский Союз занял всю территорию Европы – и теперь мощь, выкованная в боях с нацистко-сатанинскими полчищами, разворачивается на восток. Грядет Великий Тихоокеанский Реванш.За два года войны адмирал Ямамото сумел выстроить почти идеальную сферу безопасности на Тихом океане, но со стороны советского Приморья Японская империя абсолютно беззащитна, и советские авиакорпуса смогут бить по Метрополии с пистолетной дистанции. Умные люди в Токио понимаю, что теперь, когда держава Гитлера распалась в прах, против Японии встанет сила неодолимой мощи. Но еще ничего не предрешено, и теперь все зависит от того, какие решения примут император Хирохито и его правая рука, величайший стратег во всей японской истории.В оформлении обложки использован фрагмент репродукции картины из Южно-Сахалинского музея «Справедливость восторжествовала» 1959 год, автор не указан.

Александр Борисович Михайловский , Юлия Викторовна Маркова

Детективы / Самиздат, сетевая литература / Боевики