Читемо: Поэзия убийства

Серафим, что стоял перед ним, держась за ручки коляски, появлялся в Библиотеке уже не раз. Он отличался от других ангелов. Он был другим. Слишком… живым.

Пилат обдирал других ангелов от перьев, словно куриц. Того, кто стоял перед ним, он ненавидел больше других. Всегда, всегда он уходил от него с тем, ради чего приходил. Он добивался своего, заставляя Пилата уступать.

Но, не в этот раз.

— Здравствуй, Падший, — процедил сквозь зубы Пилат.

Темный ангел взглянул на него безмятежно. Книга, которую он взял с полки, лежала у пацана на коленях. Тот вцепился в неё так, что побелели костяшки.

Полумертвый, с вытаращенными от страха глазами, пацан не ведал, что за спиной у него стоит некто пострашнее Пилата.

— Здравствуй и ты, брат мой.

Пилата передернуло.

— Как смеешь ты, Падший, называть меня братом?

— Ты сын Творца, как и я. Так же, как и ты, я восстал против него. И так же, как и ты, не по своей воле. Я искупаю свой грех — как и ты. Мы ближе, чем ты думаешь. Разница лишь в том, что ты привязан к своей темнице. А я — нет.

— Ты уничтожил свой мир!

— Но не один, — мягко возразил серафим. — То была война. Ты знаешь, ради чего она велась, брат.

— Не называй меня братом!

— Это ничего не изменит.

Пилат раздраженно помотал головой.

— На этот раз ты переступил черту, Падший. Никто не смеет забирать из Библиотеки книги. Ты знаешь это, как никто другой.

— Знаю, — кротко кивнул темный ангел.

— И чего тогда ожидал от меня? Что я отпущу тебя? Я здесь Бог, серафим. Это мои владения. Со мной не совладал никто из твоих собратьев, не совладать и тебе. Я вырву твои крылья, и скормлю их падальщикам.

— И выпьешь мою кровь?

— Нет, — с отвращением бросил Пилат. — Твоя кровь мерзка и ядовита, как у всех ангелов, хоть светлых, хоть падших.

— Ты слишком злобен, брат мой, — покачал головой серафим. — Когда-нибудь ты поймешь это. Что же касается книги — ты отпустишь меня. И ты мне поможешь.

— Это с какой же стати? — издевательски спросил Пилат.

Ободранный ведал любое прошлое и любое будущее. Но будущего ангелов он ведать не мог. Они не были живыми существами в полном смысле этого слова. Они существовали вне времени и вне пространств. Он любил обдирать им, самоуверенным созданиям, крылья, но будущего их не знал. Как и будущего тех, кто с ангелами связался.

Ему нравилась эта неопределенность. Иной неопределенности в его жизни не существовало.

— И это с какой же стати? — издевательски спросил ангела Пилат.

— Я предложу тебе в обмен то, от чего ты не сможешь отказаться. То, ради чего ты склонишься предо мной на колени, и сам пообещаешь все, что имеется в твоем распоряжении. Вот только мне не нужно ничего, брат мой. Только книга, необходимое заклинание и дверь в определенный мир.

— Не смогу отказаться? Ты, верно, обезумел, серафим. Что можешь ты предложить мне, такого, чего у меня нет, властелина башни миров, что описывает всю их историю?

— Разум и шкуры для наших братьев, — тихо произнес ангел.

Пилат застыл. Замер, не в силах издать ни звука. Замолк, неспособный пошевелиться от нахлынувшего чувства надежды. Она ожгла его сквозь старую рану, что рубцевалась больше тысячи лет, но несла отголоски боли до сих пор.

— Шкуры, чтобы укрыться. Разум, чтобы, наконец, жить. Пусть не так, как раньше. Но все же мыслить и жить. Ты не ослышался, Пилат — в моих силах это исполнить. Все в мирах взаимосвязано. Не только мы с тобой, но связаны и события. Мое искупление в тебе и твоем легионе. И в нем тоже.

Ангел мягко положил ладони на плечи сидящему в коляске подростку.

Пилат молчал. Ему нечего было сказать. Он и не хотел говорить. Он боялся, что его слова разрушат возникшую в нем надежду.

— Так как? Моя цена тебя устраивает? — спросил ангел.

Пилат вперился в него взглядом.

— Клянись! Клянись, крылатый, что сможешь исполнить то, о чем говоришь! Клянись Им!

— Клянусь. Клянусь Отцом нашим, Пилат, что верну твоему легиону обещанное.

Пилат опустился перед ангелом на одно колено, и склонил голову. Унижение претило ему, но ради легиона он мог пойти на всё. И пожертвовать всем.

Ангел имел над ним власть. Впервые за тысячи лет кто-то приобрел власть над ним, Пилатом Изуба.

— Бери книгу, ангел. Любые книги. Я прочту тебе любые заклятья, какие только пожелаешь. Я буду обязан тебе вечность, серафим. Только исполни обещанное.

Темный ангел обошел коляску, и встал рядом с Пилатом, водрузив ему на голову руки, сжав мертвую шерсть.

Впервые в своей послесмертной жизни Пилат Изуба ощутил тепло. Ему вдруг стало спокойно. Спокойно и хорошо. Горячие ладони гладили его мертвую плоть. И душевные раны, которые время лишь бередило, немного отступили.

— Встань, брат. Не стоит тебе стоять на коленях. Тем более передо мной. Все это слова — ты ведь и сам знаешь. Мне не нужен твой долг, не нужна и власть над тобой. Мы закончим с тобой это дело, и я уйду. Есть тысячи других миров, где я нужен. Ради таких, как он — потерянных и никому не нужных.

Он взял книгу, и погладил её переплет.