Чижик - птичка с характером

Василий Федотович, зачем вы их обманываете? Дед хитро прищурился и тут же возразил:

А кому от этого вред? Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.Однажды после очередной почты мои ребята окружили конопатого Миронова. Подняли неистовый хохот. Оказалось, что Миронов уже давно переписывается с молоденькой ткачихой из Иванова. Девушка попросила у него фотокарточку, а фотографии у солдата не оказалось. Но Миронов-тихоня вышел из положения: за четыре порции махорки из будущего пайка выменял у Пыркова его довоенное фото.Красивый Пырков был снят во всем великолепии блатного шика: в шляпе, манишке, галстуке бабочкой и даже в кожаных перчатках. Эту карточку Миронов и решил послать в Иваново, как свою собственную.- Ну, ребята, это нечестно! – сказала я. – Зачем же бедную девушку вводить в заблуждение?Мне живо возразил пулеметчик Березин: – А ваш брат с нами поступает честно? Целый год я переписывался с одной из Владимира. И фото получил: молоденькая, вроде вас, и лицом красивая. А как встретился после госпиталя – еле ноги унес: лет под сорок да еще рябая...Ну что тут было возразить? Заочная переписка сейчас в моде. Девушки пишут со всех городов. Отсылая на фронт подарки, вкладывают записки в карманы полушубков, в кисеты, в рукавицы и даже в ящики с патронами. Хорошие записки. Трогательные. Как не ответить? Многие отвечают. Так завязывается дружба между тылом и фронтом.Я получаю письма редко. Пишет мне только доктор Вера из моей родной дивизии, да иногда майор Воронин присылает красивые открытки. Но на днях я неожиданно получила письмо от старого доктора Быкова. Письмо Николая Африкановича было короткое и состояло из одних восклицаний: “Коза-дереза! Чудо-юдо пехотное! Куда ж ты залезла, хохотунья-щекотунья?! Это же тебе не ансамбль песни и пляски!..”Папенька ты, папенька! Милый человек. Вот заживет рука, напишу я тебе большое письмо и всё объясню.Через два дня на третий я хожу в санроту на перевязку. Медики уже построили землянку, и возле их маленькой печки я с наслаждением отогреваю насквозь промороженные кости. Врач Нина Васильевна, ощупывая мои ребра, сокрушается:- Боже! Живот прирос к спине. Чем ты держишься, девочка?Она глядит на меня, как мать на больного ребенка, и угрожает упрятать в госпиталь. Ну уж это дудки! В госпиталь меня в случае чего могут только увезти, а на своих ногах никогда не пойду. Не такое время, чтобы отлеживаться в чистой постели. Милая врачиха каждый раз поит меня чаем с глюкозой и, провожая, засовывает в карман шинели какие-то порошки. – Это тебя поддержит.Порошки я отдаю фельдшеру Козлову, а тот, лизнув языком, прячет их в свою сумку с красным крестом. Знала бы это Нина Васильевна!..Однажды после очередной перевязки я не спеша возвращалась домой. Неподалеку от КП нашего батальона незнакомые артиллеристы, беззлобно переругиваясь, вытаскивали пушку, попавшую колесом в старый окоп. Я уже прошла мимо, когда меня окликнули: “Тинка!” Я остановилась как вкопанная. А сердце забилось!.. Его голос... Ведь только один Федоренко знал мое настоящее имя. Слуховая галлюцинация.Но зов повторился, и я резко обернулась. На меня смотрел незнакомый парень в погонах сержанта, высокий, широкоплечий, черноусый. Смотрел и улыбался чуть насмешливо и лукаво. Я мучительно вспоминала, кто бы это мог быть, и никак не могла вспомнить.- Тинка-скотинка! Вот так встреча!Андрей!.. Одноклассник Андрей Радзиевский!- Андрей! Андрюшенька! Даже подумать не могла... Разве тебя узнаешь – настоящий мужчина!.. Андрейка! – Я чуть не плакала от радости, а Андрей, не отпуская моей руки, смеялся.- Конечно, мужчина. Скоро девятнадцать! А ты всё такая же, Тинка! И всё та же челка... И косички. – Он вдруг отпустил мою руку, нахмурился, черные глаза подернулись грустью. – Тина, погиб Мишка Малинин...Что ты говоришь?! Мишка...- Я заплакала.Между прочим, я совсем недавно из родных мест. Да, ведь я твою бабушку видел