Чочара

Микеле, кто такой был Гано из Маганцы, и Микеле мне объяснил, что это был генерал, живший много веков тому назад, и что этот генерал изменил своему императору во время битвы с турками. Тогда я сказала ему:

- Вот видишь, значит, такие вещи случаются. Я не хочу сказать этим, что Париде прав, но все-таки это не совсем невероятно.

Микеле засмеялся и сказал:

- Неплохо было бы, если бы и сегодня могли еще случаться такие вещи.

Так как высадка англичан по той или иной причине все же оказалась неудачной, нам не оставалось ничего другого, как ждать. Есть такая пословица: легче умереть, чем дождаться обещанного, и мы в Сант Еуфемии весь январь, а затем и февраль потихоньку умирали. Дни проходили однообразно, ничего нового не случалось, каждый день был похож на предыдущий. Вставали утром, рубили дрова, зажигали огонь в шалаше, готовили завтрак, съедали его, а потом бродили по мачере, чтобы как-нибудь провести время до ужина. Кроме того, каждый день прилетали самолеты и сбрасывали бомбы; и с утра до вечера и с вечера до утра слышались залпы пушек у Анцио, продолжавших стрелять без передышки, никогда, вероятно, не попадая в цель, потому что, как нам было известно, ни англичане, ни немцы не сдвинулись со своих позиций. Одним словом, дни были похожи один на другой, но нетерпеливая надежда делала их все более мучительными, скучными, бесконечными, выматывающими нервы. Те же самые часы, которые в первые дни нашего пребывания в Сант Еуфемии бежали так быстро, теперь до того замедлили свой бег, что это было одно сплошное отчаяние.

Но хуже всего были эти вечные разговоры о еде, делавшие еще более невыносимой нашу однообразную жизнь; и чем меньше становилось еды, тем больше о ней говорили, и в разговорах о еде просвечивала уже не тоска людей, евших плохо, а боязнь тех, кто ест недостаточно Теперь все ели только один раз в день и не приглашали  больше  к  обеду  друзей.  Филиппо говорил:

- Дружба вместе, а табачок врозь, обед же и тем более.

Те, у кого были деньги, бедствовали не так сильно, но таких было немного: я с Розеттой, Филиппо с семьей и еще один беженец по имени Джеремиа; но и мы чувствовали, что скоро придет время, когда за деньги тоже нельзя будет ничего получить. Даже крестьяне, вначале такие жадные до денег, потому что в мирные времена эти бедняки никогда и в глаза их не видали, теперь поумнели и начинали уже понимать, что деньги стоят меньше продуктов. Мрачно, чуть ли не со злорадством они заявляли:

- Пришло наше время - нас, крестьян... теперь мы будем командовать, потому что продукты у нас... а деньги есть не будешь.

Но я знала, что они просто хвастаются: продуктов у них было мало, ведь это бедные крестьяне с гор, которые всегда с трудом дотягивают до нового урожая, и в апреле или в мае им тоже приходится развязывать мошну и покупать продукты, чтобы прожить до июля.

Чем мы питались? Один раз в день мы ели немного фасоли, сваренной в воде, добавляя в нее ложечку смальца и немного томатов, маленький кусочек козьего мяса и несколько сухих фиг. Утром на завтрак мы ели, как я уже говорила, сладкие рожки или луковицу с крошечным кусочком хлеба. Хуже дело обстояло с солью, и это было ужасно, потому что еда без соли в рот не лезет, от нее тошнит, она кажется безвкусной, сладкой, как гнилая падаль. Оливкового масла у меня не было совсем, смальца тоже оставалось на донышке. Бывали, правда, счастливые случаи; один раз, например, мне удалось купить два килограмма картошки; в другой раз я купила у пастухов овечий сыр весом в четыреста граммов, твердый, как камень, но вкусный, острый. Однако это было настоящим счастьем, которое случается очень редко и на которое нельзя рассчитывать.