Чортушка

Зина. Въ тюрьму насъ съ тобою, мамушка, посадили, значитъ – ха-ха-ха? И уже на всю жизнь? Ха-ха-ха! Оно врне… Ну, что же, посидимъ… Уйти некуда. Это ты справедливо… Некуда! Всюду достанетъ: улетть на ковр самолет, ворономъ догонитъ, плотицею въ Унжу юркнуть, щукою схватитъ. Совсти онъ не слышитъ, управы на себя не видитъ… Пойдемъ въ нашу тюрьму, мамушка!

Въ глубин сцены Конста и Антипъ выносятъ огромную картину – Леду съ лебедемъ.

Матрена. Что вы?

Конста. Княгиню въ оранжерею волочемъ. Велно.

Зина. Срамота глядть!

Конста. Что съ вами? На обихъ лица нтъ… Княжна такая перетревоженная…

Матрена. А! лучше не спрашивай!..

Зина. Оставь, Конста. Словами горя не избыть.

Уходятъ.

Конста (опшилъ).

Такъ…

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Что ты?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Чортъ тебя знаетъ, старикъ. Смешься, какъ кикимора.

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Который день о теб гадаю; представляешься ты полоумнымъ или впрямь выжилъ изъ ума?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Будетъ. Подымай идолицу-то…

Антипъ. Погоди… хе-хе-хе… Погоди, Константинъ… А?..

Конста. Да ты о чемъ?

Антипъ. Все о томъ же, парень. Что же? Только и будетъ твоей удали, что на тары бары, бабьи растабары, или и въ самомъ длъ побжишь?

Конста. Побгу, ддушка.

Антипъ (одобрительно закивалъ головою). Бги, парень, бги!.. Ты малый золотой. Я, братъ до дурней не охочъ, a тебя полюбилъ, человка въ теб вижу, добра теб желаю. Что киснуть въ этомъ погребъ? Лсъ, да болото, да тиранство, – и люди-то вс стали, какъ зврюги. Въ срамъ и подлости рабской задохлись. Только и радости, что издваться другъ надъ другомъ. Сильный слабаго пяткою давитъ. Слабый сильному пятку лижетъ, a самъ змей извивается, норовить укусить. Твари! Гнуснецы!.. A тамъ, братъ, степнина… море… орлы въ поднебесьи… Втеръ-то по степи… жжжжи… жжжжжи… Народъ вольный, ласковый, удалой… Ни господъ, ни рабовъ… Все равные, всякъ самъ себ владыка…

Конста

(съ увлеченіемъ). Побгу, ддушка.

Антипъ. Одинъ?

Конста. Съ кмъ же?

Антипъ (пожевалъ губами и y стремилъ на Нонету испытующій взглядъ). Съ барышней-то давно слюбился?

Конста. Богъ съ тобою, ддушка! Откуда ты взялъ такое?

Антипъ. О? А вдь я, глядючи на веселыя шутки ваши, гршнымъ дломъ, думалъ, что вы въ любви состоите.

Конста. Какъ можно, ддушка? Что ты?

Антипъ. А отчего нельзя, дурашка?

Конста. Отчего?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе…

Конста. Не думалъ я ни о чемъ такомъ… видитъ Богъ: въ ум не бывало…

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Однако, какой гвоздь ты теперь мн въ голову вбилъ!..

Антипъ

. Хе-хе-хе-хе… Бери идолицу-то, понесемъ.

Конста. Понесемъ… Только я въ своихъ мысляхъ смутился…

Антипъ. Говоришь: нельзя. Отчего нельзя? Чего человкъ хорошо захотлъ, все можно… О, тяжелая, песъ!

Конста. Ты на меня напирай…

Несутъ картину.

Занавсъ.

Дйствіе III

Садъ. Справа балконъ павильона, когда-то изящнаго и кокетливаго, теперь довольно облупленнаго зданія въ стил итальянскаго возрожденія. Слва въ глубин сцены полный контраста павильону старая русская баня, съ чернымъ срубомъ и покосившимся крыльцомъ. Между банею и павильономъ развсистая яблоня и подъ нею скамья на столбикахъ. Садъ совершенно и давно запущенный. Яркое вечернее заревое освщеніе. Матрена Слобожанка стоитъ на балкон павильона. Михаило Давыдокъ сидитъ на скамь подъ яблонью, бренчитъ на балалайки и поетъ.

Михайло.

Какъ на Вологд виноПо три денежки ведро!Хочь пей, хочь лей,Хочь окачивайся!Да поворачивайся!

Матрена. Загудлъ?

Михайло. Гудимъ, Матрена Никитишна, отъ унылой жизни для большей веселости.

Матрена. Не очень заливайся, пвунъ. Князь въ саду бродитъ съ Муфтелемъ.

Михайло. Провряютъ нашего брата: хорошо ли сторожимъ.

Убралъ балалайку въ баню.

Матрена. Ограду-то обошелъ ли, стража врная?

Михайло. Обошелъ.

Матрена. Много нашихъ любовниковъ наловилъ?

Михайло. Ужъ вы хоть бы пожалли, Матрена Никитишна, не издавались надъ человкомъ. Разв своею волею хожу?… Мое дло егерское… мн бы Сибирлетку свистнуть, да съ ружьемъ в лсъ закатиться: вотъ какое мое расположеніе…

Матрена. Ты, должно быть, на лсъ слово знаешь. Мы вс на тебя дивимся: какъ ты недлями въ чащ живешь и дубравный страхъ терпишь?

Михайло. Вона! Чего?

Матрена. Какъ чего? Зврье это… сверчки… тишь… отъ одного лшаго, чай, сколько ужасти наберешься.

Михайло. Что мн лшій? Я самъ себ лшій.

Матрена. И точно никакъ сродни.