Чтение Евангельских сказаний об обстоятельствах земной жизни Иисуса Христа, до вступления Его в открытое служение спасению рода человеческого

 «Елисавети же исполнися время родити ей, и роди сына» (Лк. 1; 57). Слова сии по-видимому лишние, ибо когда же и рождаются дети как не по исполнении времени? Но, известно, что рождения бывают довременные и повременные. Здесь показывается, что рождение Иоанна было своевременное. «И слышаша окрест живущий и ужики ея, яко возвеличил есть Господь милость Свою с нею: и радовахуся с нею» (Лк. 1; 58). Такие события, как рождение сына женщиной престарелой, распространяются легко и скоро. Для всех казалось это необыкновенной милостью Божией, и не только милостью, но и возвеличением милости. Посему Захария не без причины сомневался в исполнении предсказания Ангела. «Радовахуся с нею». Вот как начинает исполняться то, что «о рождении Иоанна мнози возрадуются. И бысть в осъмый день, приидоша обрезати отроча». В восьмой день по закону нужно было обрезывать; тогда же нарекали и имя. «Приидоша» - это церемония была фамильная и религиозная. Поскольку обрезание требовало искусства и добродетельной жизни в совершающих оное: то, видно, для сего употреблялись особенные люди, этим преимущественно и занимавшиеся. «И нарицаху е именем отца его, Захарию». Таков был обычай у евреев: называть младенца именем отца его, деда, или по крайней мере какого-либо родственника. Это показывает, что обычаи израильтян довольно изменились. У патриархов был обычай давать имена детям от известных событий, домашних приключений и прочего, каковы например: Вениамин, Исаак. Пророки также иногда давали имена от событий народных, общественных. Теперь же вошел обычай давать имена родственные. Конечно, это обычай частный, но в нем видно направление мыслей целого народа. Древний обычай давать имя от событий или предвестий поддерживался мыслью, что порядок низший подчиняется высшему, житейский - небесному и духовному, прошедшее связано с будущим. После, когда мысль сия ослабела, евреи утратили чувство веры в Промысл, стали нарекать имена по расчетам житейским, остановились на узах крови, стали, так сказать, на одну доску с язычниками. «Имя Захарии». Оно казалось им ближе всех. Младенцу, который дан отцу в старости, приличнее всего дать имя отца; в нем отец как бы воскресает. Мать говорит, «да наречется Иоанн» (Лк. 1; 60). Почему мать не назначила имени Захарии? Не узнала ли она каким-либо образом от мужа, что сына нужно назвать «Иоанном» ? Не было невозможности узнать; но причина, кажется, была другая. Если бы Елисаве-та узнала от мужа, то Евангелист упомянул бы об этом. Внутреннее чувство, мысль сама собою могла остановиться на сем имени. Также могло это произойти по таинственному вдохновению свыше. Мы видели, что Елисавета говорила с Марией по откровению; почему же она и здесь не могла сказать по тому же откровению? А почему муж не передал ей как-нибудь имени рожденного сына? Молчание, наложенное на него, давало ему знать, что он не только языком, но и другими средствами не должен передавать своих мыслей. Сродникам показалось странным назвать новорожденного Иоанном; ибо в родстве у них никто че назывался этим именем. Впрочем, имя Иоанна было употребительно у евреев; также встречается у Неемии. «И помаваху отцу..». Почли нужным обратиться к отцу. Ибо ему собственно принадлежало право нарекать имя, особенно младенцу мужеского пола. «И чудяхуся ecu» (Лк. 1; 63).