Что берешь в дорогу

Вон еще троллейбус. Ну, скорее же! Так, раскрылись двери. О, сколько выходит… А его… снова нет? И в передней тихо. И лифт будто уснул… «Может, все-таки не надо было говорить о глазах?.. Нет, надо, правильно. Лучше сразу. А если испугался, то что ж…»

Из кухни показалась Татьяна Ивановна. Большого, наверно, усилия стоило ей сохранить спокойное выражение лица.

— Людочка, как ты считаешь, кофе надо заварить?

— Да, конечно, — кивнула она. — Завари.

— А который час на твоих?

— Двадцать пять четвертого. А еще точнее — двадцать шесть.

— Что-то Виталий не идет, — словно это нисколько ее не волновало, сказала Татьяна Ивановна.

— Не идет.

— Не поломка ли какая? А то ехала на днях — что-то в моторе перегорело. Минут пятнадцать стояли.

— Хорошо, мама, иди…

И опять — все внимание окну. Вдалеке показался синий троллейбус. «Вот на этом приедет», — почти равнодушно подумала она. Девушка сошла, потом старик, потом две школьницы с портфелями. С другой площадки — женщина с ребенком… Опять Виталия нет…

И вдруг словно жаром окатило ее. Выбившаяся минуту назад из разноцветья уличного автомобильного потока к их дому медленно и в то же время как-то по-хозяйски подъезжала новенькая зеленая машина. Люда ахнула: «Жигули». Она кинулась в мамину комнату, выходившую во двор, распахнула дверь балкона. Автомобиль, показавшийся из-за угла, остановился как раз напротив их подъезда. Виталий вышел из машины в той же черной кожаной куртке и желтых туфлях, особенно ярко выделявшихся при взгляде сверху. Оглянувшись по сторонам, он достал из глубины машины букет бело-розовых гладиолусов, захлопнул дверцу, запер ее ключом.

Люда могла бы окликнуть его, но почему-то стояла словно скованная, вцепившись в гладкий пластик балконного поручня. Она не окликнула. Виталий глаз вверх не поднял, на балкон не посмотрел. Подергав для верности ручку двери, он обошел газон с жалкими остатками пожухлой зелени и, держа перед собой букет, скрылся в подъезде.

— Мама, — поспешно войдя в кухню, взволнованно и растерянно сказала Люда. — Он пришел. То есть приехал. Уже внизу…

— Ну и слава богу, — Татьяна Ивановна протирала салфеткой кофейные чашечки. — А ты волновалась. Люда, а ты чего… не радуешься? Отчего лицо такое?

— Мама, побудь у себя в комнате.

— Конечно, если тебе так удобно…

— Кажется, лифт заработал. — Остановив взгляд, Люда прислушалась. — Мама, иди к себе. Почитай что-нибудь.

— Кофе я смолола. Обожду пока заваривать?

— Потом, потом. Иди, мама.

Люда стояла в передней, когда раздался звонок.

Она вздрогнула и внезапно поймала себя на трусливом желании не открывать дверь. Это ее поразило. «Дура! Так можно совсем дойти!» Она повернула барашек замка и в неярком свете лестничной площадки увидела Виталия. Улыбка на его широком лице была не менее выразительная, чем гладиолусы, почти доверху завернутые в прозрачный целлофан.

— Людочка, вот и я! На своей машине приехал.

— Я видела. С балкона смотрела. Зеленая.

— Машину гнал на предельно допустимой скорости. Побывал в двух цветочных киосках — нет, не то. Эти взял на базаре. Все же частный сектор — вне конкуренции, сервис по высокому классу: парниковые, свеженькие, из ведра с водой, завернули в пленку, пожелали счастья невесте. Так что вручаю по назначению.

— Спасибо, — принимая букет и все еще не чувствуя, не зная, как держать себя, настороженно улыбнулась Люда.

— И это все? — Виталий обнял ее и крепко, опять же по-хозяйски поцеловал в губы. — Надеюсь, за опоздание не слишком ругаешь меня? Не надо, Людочка, тем более такая причина. Самые лучшие цветы выбирал. Нравятся?

— Красивые, — кивнула она.

— И с какой охотой все объяснили! Для невесты, мол, больше всего эти подходят — белые и розовые… А Татьяна Ивановна дома? Не ушла?

— Она у себя.

— Не заболела? — встревоженно спросил Виталий.

— Нет, просто у себя в комнате. По-моему, читает.

— Ясно. Так… Ну, а как она вообще… Одобряет?

— Что одобряет? Ах, это. Даже очень. Ты же такое впечатление произвел на нее! Не пьешь, не куришь.

— Это ты… без иронии? — чуть подозрительно нахмурил брови Виталий.

— Абсолютно. Ведь правда же — не пьешь, не куришь.

— Обожди, как-то говоришь… Может, обо мне чего слышала?

Люда подняла на Виталия глаза.

— А что я могла слышать?

— Да мало ли… Люди чего не наговорят! Особенно от зависти. Сейчас к цветочному киоску подъехал — очередь человек пять. Я только подошел, взглянуть, что за цветы продают, а одна, в шляпе, как зашипит: «Если на машине, то, полагаете, имеете право без очереди?» Видишь, какие люди! Так ты… ничего?

— Ничего. Я просто ждала. Долго тебя не было. Я решила, что не придешь.

— Надо же, глупости придумала!

— Решила: это он из-за глаз.

— Ерунда какая!

— Болезнь глаз — не ерунда, — вздохнула Люда. — Я в клинике долго лежала, всякого насмотрелась.

— Ну зачем об этом! — поморщился Виталий. — Туфли снимать не надо?

— Не снимай… Проходи, — секунду подумав, сказала Люда. В комнате она огляделась, вспомнила, что ваза на кухне. Но тут же словно забыла о ней, осторожно положила цветы на стол.

— Их бы в воду, — сказал Виталий.

— Хорошо, — машинально кивнула она.