Что было – то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь

События ждать себя не заставили. Когда через две-три минуты в сенцах гулко и крепко загремели солдатские сапоги, я распахнул окно и снял «ТТ» с предохранителя. Женщины, ахнув, прижались к стенкам. Дверь резко взвизгнула и как разверзлась. На пороге замер, глядя на мой чуть приподнятый пистолет, высокий и ладный, затянутый ремнями младший лейтенант. Из-за его спины глядел на меня ствол винтовки. Маскарада здесь быть не могло. Я опустил пистолет и положил его на лавку. Младший лейтенант шагнул в комнату.

Это был командир взвода 953-го стрелкового полка 3-й ударной армии Сафонов. С ним был взвод.

Я рассказал командиру обо всем случившемся, и тут вдруг засуетились, запричитали хозяйки, извлекли из печки дымящиеся горшки, уговаривая меня поесть и отдохнуть.

Сафонов, несмотря на то, что у меня не было ни одного документа, с доверием отнесся ко всему мною сказанному.

– Как же мы дальше поступим? – задал он уже назревший вопрос.

– Лучше всего, если бы мне помогли перейти линию фронта, – высказал я свое пожелание.

– Видишь ли, у нас есть боевая задача. Мы должны идти дальше.

– Вопросов нет. Бери, командир, с собой. Обузой не буду. Правда, «ТТ» не бог весть какая пушка, но может пригодиться.

– Ничего, будет бой – будет оружие.

Так и решили.

Взвод вытянулся по дороге. Мне показалось, что он идет вразброд, неорганизованной толпою, но потом я стал различать группы боевого охранения, а самая плотная, где шел Сафонов и я рядом с ним, была ударной.

– А немцы-то только что укатили из этой деревни, – поделился я своими наблюдениями.

– Они всегда норовят улизнуть. Тут их немного – в бой вступать им невыгодно.

Постепенно стало спадать напряжение минувших событий, и я почувствовал, как на ходу разболелся левый коленный сустав – раздулся, стал ограничивать движение. Пришлось обзавестись палкой. Донимали и правые ребра, временами причиняя изрядную боль. В общем, лесное приземление все-таки оставило свои отметины, но шел я со взводом не отставая.

Вскоре я кое-что узнал о характере той войны, что вели наши войска в этом оккупированном немцами районе. Сафонов не был словоохотлив, но суть событий слегка приоткрыл. В этих лесистых местах, где фронт не был выражен окопным противостоянием и еще с зимы был малоактивным и неподвижным, наши подразделения и части иногда проникали в немецкий тыл и вели там, по сути, партизанские действия – то выбьют фашистский гарнизон или уничтожат колонну войск, то разгромят станцию со всеми ее эшелонами и обратно, к своим, за линию фронта. На этот раз стояла задача выбить немецкий штаб – не то полка, не то дивизии – в Юхове.

Наш путь лежал через Чернушки, и я попросил Сафонова углубиться в лес и поискать упавший самолет. Мы немного растянулись и уже готовы были войти в чащу, как вдруг за лесной опушкой, из-за кустов, будто из-под земли выросла группа вооруженных людей. Это были партизаны, небольшое подразделение – человек двадцать. Они, оказывается, еще издали, притаившись, всматривались в наш взвод и, когда убедились, что шагают свои, вышли навстречу. Сафонова они знали хорошо, знали и других. Услышав, как ночью взорвался в лесу самолет, отряд на рассвете отправился на поиск, но следов пожара никто не обнаружил. Теперь в лес мы углубились все вместе. За дремучей густотой лесных зарослей пространство просматривалось на считаные метры. Но вот путь пересек ручей, кажется, тот самый, на который я наткнулся ночью. Пошли вдоль ручья, но никаких признаков ночного происшествия найти так и не удалось.

День клонился к вечеру. Сафонов терял время, и взвод, покинув лес, тронулся к исходному рубежу своей задачи. Снова полил дождь. В сумерках, изрядно промокшие, мы вышли к реке Локня и на ее берегу, в небольшом заброшенном хуторе, остановились на ночлег. К ночи разыгралась гроза. Дождь припустил не на шутку и лил несколько дней кряду. Бой в такую погоду с форсированием вздувшейся реки, со штурмом укрывшегося в постройках противника мог оказаться для взвода безуспешным. Мне же это вынужденное стояние оказалось как нельзя кстати – разболевшиеся колено и ребра требовали покоя. По ночам я слышал, как гудели знакомые звуки «Илов-4» – тянули на запад один за другим. Многие ли сумеют пробиться к далеким целям?..

На четвертый день, когда проглянуло солнце, ближе к вечеру в хуторе послышались оклики дозорных постов, оживленные голоса, топот ног, и в комнату, где обитали Сафонов и я, шумно вошел весь обвешанный оружием старший политрук (по нынешней градации – капитан). Власть, я понял, перешла к нему.

Старший политрук Станкевич привел батальон с тяжелым оружием, радиостанцией, саперами. Черноволосый, остроглазый, быстрый в движениях, он прежде всего осведомился у Сафонова обо мне, и я почувствовал, что новый начальник был очень недоволен появлением такого неожиданного «новобранца». Состоялся разговор и со мною, в конце которого Станкевич подвел итог: