Что делать, когда кто-то умирает (в сокращении)

— Да. Послушайте, сделайте мне одолжение! Вам самой будет интереснее, чем целыми днями торчать здесь, зарывшись в бумаги.

— Какое? — спросила я. Мне хотелось именно зарыться в бумаги: я еще не закончила заполнять таблицу для Милены Ливингстоун. От потребности знать, как она провела последние недели жизни, меня не исцелило единственное фривольное послание, так небрежно нацарапанное на одном из меню.

— Мне надо бежать. — Она сопроводила свои слова неопределенным взмахом руки. — Очередной кризис. А я пообещала Джонни снять пробу с блюд, которые он предлагает, и сделать окончательный выбор. Вы не могли бы заменить меня?

— Я совсем не разбираюсь в еде.

— Но вы же едите, верно?

— Можно сказать и так.

— Значит, побалуете себя. Вы не голодны?

Я попыталась вспомнить, когда в последний раз ела.

— Отлично. Значит, договорились, — заключила Фрэнсис, словно прочитав мои мысли.

Джонни принес кофе, поцеловал меня в одну щеку, потом в другую и объявил, что я выгляжу бесподобно. Я смутилась и перехватила взгляд Фрэнсис — насмешливое удивление вперемешку с еще каким-то чувством. Нежностью?

Ресторан Джонни находился в одном из переулков Сохо. По-видимому, ресторан считался эксклюзивным, найти его мог лишь тот, кто знал, где искать. В зале помещалось не больше десяти столиков; когда мы пришли, не занят был лишь один. Низкие потолки и бордовые обои придавали ресторану вид столовой в частном доме, а не общественного места. Слышался гул голосов, звон столовых приборов и фарфора.

Джонни провел меня к двери в глубине зала, открыл ее, и я вдруг попала в совершенно иной мир: ярко освещенное пространство сверкающих поверхностей из нержавейки и дочиста отмытых плит. Эта кухня напоминала лабораторию. Джонни выдвинул из-под стола табурет и усадил меня.

— Сейчас принесу вам угощение на пробу.

— Моя задача — выбрать меню для Фрэнсис?

— Нет, решение я уже принял.

— Тогда что я здесь делаю?

— Мне показалось, что вам грустно. Хотелось чем-нибудь порадовать вас. Подождите. — Он исчез за маленькой дверью, свободно вращающейся на петлях, и вскоре вернулся с большим бокалом, на дне которого плескался тонкий слой золотистой жидкости. — Сначала выпейте вот это.

Я послушно глотнула. Жидкость оказалась сладкой, с пикантным абрикосовым привкусом.

— А теперь — суп. Радек, суп для дамы!

Его принесли не в суповой тарелке, а в чашечке размером с чайную, он пенился, как капучино. Я медленно выпила суп и доела остатки чайной ложкой.

— Из чего он?

— Вам понравилось?

— Очень.

— Из артишоков.

Последовал полный обед миниатюрными порциями: ломтик сибаса с лесными грибами, единственный равиоли в лужице зеленого соуса, кусочек баранины величиной в один квадратный дюйм с ложечкой хрустящего картофеля, горстка риса с кардамоном, которая уместилась бы в наперстке. Я ела медленно, задумчиво, а вокруг меня постепенно затихала суета, ресторан пустел, на сушилках ровными рядами выстраивались тарелки и бокалы. Джонни подносил мне новые блюда, ожидая одобрения. Путаница моей жизни постепенно отступала; здесь, в тепле и уюте, я думала, что мне больше незачем превращаться в Элли.

— Никогда в жизни так не обедала, — призналась я за крепким черным кофе и трюфелем из горького шоколада.

— В хорошем смысле?

— Я чувствую себя так, будто меня окружили заботой.

— Этого я и добивался. — Он положил ладонь мне на плечо. — Что с вами, Гвен?

Наши взгляды встретились. На миг мне невыносимо захотелось рассказать ему всю правду, казалось, слова уже скапливаются у меня во рту, ожидая, когда я их произнесу. Спохватившись, я покачала головой.

— У всех случаются тоскливые дни, — с улыбкой напомнила я. — Мой скрасили вы.

— Я на это рассчитывал. Скажите, у вас есть близкий человек?

— Был. Довольно долго. А теперь нет. Теперь все кончено.

От этих слов мне снова стало грустно.

Я согласилась зайти к нему домой, в квартиру неподалеку от ресторана, с видом на уличный базар, заканчивавший работу. Мной управляло не желание, а потребность и прилив острого, неизмеримого одиночества: мне хотелось, чтобы меня обнимали, пока угасает день, и уверяли, что я прекрасна. Закрыв глаза, я старалась не вспоминать лицо Грега, не думать о нем и не сравнивать.

Но потом, когда он попытался обнять меня и погладить по голове, мое тело наотрез отказалось лежать смирно. Я выбралась из постели и оделась, повернувшись к Джонни спиной, чтобы не видеть, как он наблюдает за мной. Час спустя, когда я отпирала дверь своего дома, мне вдруг стало тревожно, словно сам дом мог рассердиться на меня за то, что я натворила.

— Как прошел визит к Джонни? — спросила Фрэнсис.

Я подняла голову, отвлекшись от папок с документами и думая лишь о том, не покраснела ли я. Неужели он проболтался?

— Что вы имеете в виду?

— Еду, — сказала она. — Что скажете?

— Еда была отличной. Просто замечательной.

— А поподробнее? Я должна знать все.