Что делать, когда кто-то умирает (в сокращении)

Я спросила, нельзя ли мне пообщаться с ним, и через минуту он появился у входа, одетый не в костюм, а в джинсы и футболку. В прошлый раз, когда я привезла в контору кресло, с этим человеком я не встречалась. Я оставила кресло в приемной, подписала документ, получила копию и уехала.

— Меня зовут Элеонор Фолкнер. Несколько недель назад я привезла сюда кресло.

Его лицо стало настороженным.

— Сегодня утром какой-то полицейский расспрашивал о нем.

— Об этом я и хотела поговорить. В тот раз, когда я привезла кресло, я подписала накладную. А теперь полицейские говорят, что я забрала ее у вас. Но я ее не забирала.

Он отошел к шкафу, придвинутому к стене, и открыл верхний ящик. Достав оттуда папку, он перелистал бумаги в ней.

— Здесь мы храним документацию на все, что доставляют в офис и вывозят отсюда. Вот, видите? Только записка: «Накладная отдана миссис Фолкнер».

— Когда?

— Видимо, вчера.

— Ничего не понимаю. Кто это написал?

Он присмотрелся.

— Почерк вроде бы мой.

— Значит, накладную забрала я сама?

— Так здесь сказано.

— А разве вы не помните, кто именно приезжал за ней?

— Я занимаюсь преимущественно доставкой. По двадцать, тридцать, сорок раз в день. Потому и пишу памятки.

— Но почему вы просто взяли и отдали накладную неизвестно кому?

— Потому что накладная не относилась к важным. Накладные на получение документов мы храним. А остальные бумаги — это подтверждения доставки офисных принадлежностей, ручек, тонера для ксерокса. Каждые пару месяцев мы выбрасываем их.

— Значит, любой человек с улицы мог зайти, попросить накладную, и ему отдали бы ее?

Он снова заглянул в папку:

— Но здесь же сказано, что это была миссис Фолкнер.

— Да, но… — Я осеклась, вдруг осознав, что продолжать этот разговор бессмысленно.

Часов восемь спустя я уже была пьяна. Днем я позвонила Гвен и Мэри и оставила обеим сообщения. Позднее перезвонила Гвен и объявила, что они вдвоем поведут меня развлекаться.

Они затащили меня в новый испанский бар в Кэмден-Тауне, где мы пили сухой херес и закусывали тапасом, а потом заспорили о любимых напитках. Кто-то назвал сухой мартини, и Мэри заявила, что его следует подавать со спиралью из лимонной кожуры, а Гвен — что с оливкой. И мы заказали сначала по бокалу с лимоном, потом еще по одному с оливкой.

Мой голос объявили решающим в выборе победителя, я отдала предпочтение лимонной кожуре, и мы заказали еще по бокалу.

В этот момент Гвен вдруг спросила, как у меня дела. Даже в подпитии я сообразила, что ради этого и был задуман весь выход в свет. Видимо, сообщения, которые я им отправляла, выглядели так жалко, что подруги решили принять экстренные меры.

— У меня все в порядке, — ответила я.

— Не так, — поправила Мэри. — Ты забыла, что мы подруги?

И я рассказала им о событиях прошедшего дня в максимально сжатой форме. Дослушав, Мэри и Гвен обменялись встревоженными и озадаченными взглядами. Я опустошила свой бокал.

— Я что хочу сказать: какой смысл был объяснять полицейским, что у меня есть алиби, если его на самом деле нет, а потом уничтожать улику прежде, чем она попадет в руки полиции? Как бы вы это объяснили?

— Наверное, произошло недоразумение… — предположила Гвен.

Мне пришлось сосредоточиться, чтобы продолжать разговор и одновременно думать.

— Я пытаюсь придумать хоть какое-нибудь логичное объяснение, но в голову приходят одни нелогичные. К примеру, я подумала, что кто-то из вас мог проверить, действительно ли у меня есть алиби, убедиться, что его нет, и уничтожить накладную ради моего же блага. Но вы ведь этого не делали, верно?

— Само собой, — кивнула Мэри.

Бар закрывался, мы вышли на улицу, вдохнули прохладный воздух, и у меня сразу прояснилось в голове. Я обняла подруг и поблагодарила их.

— Но ведь полицейские не арестуют тебя? — испуганно уточнила Гвен.

Я поплотнее закуталась в пальто, спасаясь от ветра, гуляющего по Кэмден-Хай-стрит. Внезапно я со всей отчетливостью увидела, к чему ведут последние события.

— Не знаю, — задумчиво произнесла я. — Не уверена, что все это укладывается в общую картину. Но если вдруг меня найдут мертвой и эта смерть будет напоминать самоубийство, все три дела можно будет закрыть одновременно. Безутешная вдова и убийца почувствовала, что ловушка захлопнулась, и не выдержала. А если что-то не впишется в общую схему, если из-за каких-то деталей она будет лишена смысла — ну и что, жизнь сложна и запутанна, верно? Словом, это объяснение удовлетворит полицию.

— Элли, не смей так говорить! — ужаснулась Гвен.

Я увидела такси и подняла руку, останавливая его.

— Если со мной что-нибудь случится, вспомни мои слова, хорошо? — попросила я.

В постель я улеглась измученной, но мои нервы были туго натянуты, голова шла кругом, мне не спалось. Я прибегла ко всем известным мне уловкам и ухищрениям, чтобы заставить мозг вспомнить о необходимости сна и в конце концов уснуть: расслаблялась, сосредоточивалась, имитировала ровное и глубокое дыхание, как во сне. Пробовала размышлять о чем-нибудь скучном. Потом об интересном и увлекательном. И наконец задумалась, как раньше мне удавалось засыпать без проблем.