Что лучше денег?

— Я бы не хотела ставить тебя в неловкое положение. Ты теперь важная персона. Если бы твои богатые дружки увидели тебя со мной, что бы они подумали?

— Мы не можем здесь разговаривать. Пойдем в машину.

Она отрицательно покачала головой.

— Мы будем разговаривать здесь. Насчет Джо не беспокойся, он глухой как бревно. Ты не собираешься заказать что-нибудь для меня?

— Заказывай, что хочешь.

Она встала, подошла к конторке и позвонила в колокольчик под носом у негра, который сердито взглянул на нее и отодвинулся.

Из задней комнаты вышел высокий и толстый итальянец с сальными черными волосами и с густой щетиной на подбородке. Он был одет в грязную ковбойку и еще более грязные фланелевые брюки.

— Бутылку виски с содовой и два стакана, Тони, — сказала Рима, — да поживее!

— Кто платит? — осведомился толстяк.

Она кивнула на меня:

— Есть кому. Поторопись.

Он скользнул по мне своими черными воспаленными глазами, затем кивнул и вернулся в заднюю комнату.

Я пододвинул один из плетеных стульев к ее креслу и расположился, чтобы держать в поле зрения входную дверь.

Когда она возвращалась на место, я заметил, что у нее драные чулки, а туфли вот-вот развалятся.

— Совсем как в старое время, верно? — сказала она, усаживаясь в кресло. — Не считая, конечно, что ты теперь женат. — Она вытащила пачку сигарет и закурила, выпуская дым через нос. — Ты, безусловно, здорово устроился, если учесть, что все эти годы ты мог бы провести за решеткой, а может быть, даже удобрять землю тюремного двора.

Толстяк принес виски с содовой. Я уплатил, сколько он сказал. Бросив на меня испытующий взгляд, он опять скрылся в задней комнате.

Нетвердой рукой она налила себе большую порцию виски, затем пододвинула мне бутылку, но я до нее не дотронулся. Я смотрел, как она выпила ровно половину того, что было в стакане, а затем остаток разбавила содовой.

— А ты не очень-то разговорчив, — сказала она, глядя на меня. — Что ты поделывал все эти годы? Обо мне когда-нибудь думал?

— Иногда думал.

— Интересовался когда-нибудь, что я делаю?

Я ничего не ответил.

— Ты сохранил ту пленку, где записано мое пение?

Я избавился от этой пленки еще задолго до того, как попал домой; я не хотел иметь ничего, что могло бы напомнить мне о Риме.

— Она потерялась, — сказал я тупо.

— Да? Вот жалость! Это была хорошая запись. — Она глотнула виски. — И стоила кучи денег. Я надеялась, что она у тебя сохранилась, и я смогу ее продать.

Все шло к тому, чего я и ожидал.

Она пожала плечами.

— Раз ты ее потерял, я полагаю, ты не откажешься заплатить мне за нее? Ведь ты заработал столько денег.

— Я не собираюсь ничего тебе платить, — сказал я.

Она допила остаток виски в стакане и налила себе еще.

— Значит, ты женат. Для тебя перемена, верно? Я думала, что женщины тебе безразличны.

— Давай не будем этого касаться. Я думаю, нет смысла продолжать этот разговор. Мы с тобой живем в двух разных мирах. У тебя был твой шанс. Я своим воспользовался.

Она запустила руку под свою грязную блузку и поскребла ребра. Этот жест из прошлого неприятно отозвался в моей памяти.

— Твоя жена знает, что ты убил человека? — спросила она, глядя на меня в упор.

— Я никого не убивал, — сказал я твердым голосом. — И давай оставим в покое мою жену.

— Ладно, раз ты так уверен, что не убивал, значит, не станешь возражать, если я пойду в полицию и скажу, что ты это сделал.

— Послушай, Рима, — сказал я, — ты знаешь не хуже меня, что это ты застрелила охранника. Ведь поверят мне, а не тебе. И давай прекратим этот разговор.

— Когда я увидела в «Лайфе» твою фотографию в этом прекрасном кабинете, я не могла поверить в свою удачу, — сказала она. — Я едва успела приехать сюда, чтобы захватить твое выступление по телевидению. Значит, ты получишь шестьдесят тысяч долларов. Это тьма-тьмущая денег. А мне сколько дашь?

— Нисколько, — сказал я. — Тебе все ясно?

Она засмеялась.

— Еще как дашь. Ты должен возместить мне потерю этой пленки. Я думаю, она стоит не меньше шестидесяти тысяч. А может быть, и больше.

— Ты слышала, что я сказал? Если ты попытаешься меня шантажировать, я отправлю тебя в полицию.

Она допила очередную порцию виски и сидела, поглаживая стакан и глядя на меня в упор своими холодными глазами.

— Я сохранила пистолет, Джефф, — сказала она. — В картотеке полиции Лос-Анджелеса есть твое описание. Им известно, что у человека, которого они разыскивают за убийство, опущенное правое веко и шрам на щеке. Все, что мне надо сделать, — это пойти в ближайший полицейский участок и сказать им, что мы с тобой как раз те, кого они разыскивают. Когда я отдам им пистолет, можешь петь себе отходняк. Вот видишь, как все легко и просто.

— Не совсем, — сказал я. — Даже если они и поверят тебе, а не мне, ты будешь соучастником в убийстве и тоже отправишься в тюрьму. Не забывай об этом!

Она откинулась на спинку кресла и разразилась омерзительным визгливым смехом.