Что может быть лучше? (сборник)

– Да ебись ты в рот! – конкретно ответила ей Фаина Артуровна и дала ей бумагу подмахнуть, что, мол, договорились. Ну Марья и поставила крестик – не хотела свой почерк засвечивать, как Иван учил.

Потом повела хозяйка Марью в гостиную с подружками знакомить. Было их двенадцать – Марью тринадцатой взяли, на счастье. Подружки одна другой краше, но Марья краше всех. Стали они Марью привечать, обнимать, целовать. Марье приятно, да удивительно – никогда девки с ней так ласковы не были, а эти: одна в губы целует, другая в одну сиську, третья – во вторую. А ещё одна задрала ей юбку и зализала быстро-быстро, так что Марья сразу лужицу под собой сделала. А остальные девицы не нарадуются, глядя на то, как Марье сладко – уж такими альтруистками Фаина Артуровна их воспитала. Марья только и успела подумать, что жить в этом доме совсем неплохо, и сразу в сласти передёрнулась.

Тут и время обеда наступило. А за обедом Марья спрашивает, почему на улице столько фонарей и все красные. Вот девица одна черноокая и статная отвечает с хитрецой:

– А мы вот книжки любим читать, все они из серии Улица Красных Фонарей, и так нам эти книжки нравятся, что мы в честь каждой книжки по красному фонарю на улице поставили.

– Это и мои любимые книжки! – вскричала Марья. – А можно мне их почитать?

– Конечно, – закивали девицы, и одна вытащила из корсета небольшую такую в мягкой обложке Женщины Русских Столиц. Взяла Марья книжку, а она ещё тёплая от тела девьего. На обложке написано «Надя. Наташа». Эту она ещё не читала.

«Хочу, чтобы обо мне книжку такую написали, чтоб называлась она “Марья”», – с жаром подумала девушка и решила познакомиться с писателем, чтобы о ней книжку написал, и все бы про неё читали, и её бы хотели, а она там свой адрес укажет, и все к ней в гости придут.

Так и сказала всем и хозяйке, как писатель придёт, чтоб её звать для разговора.

Скоро вечер наступил, и стали приходить гости. Марья искала глазами офицера, чьего имени она даже не запомнила, летая с ним в небесах, а звала она его только ласковыми словами: «милый», «медок мой», «вкусненький хуище мой». Но не было среди мужчин того офицерика. Зато были другие. И штатские тоже были. Марья заодно и про Ивана не забывала, каждого спрашивала, не Иван ли.

Тут и сюрприз настал – хозяйка взяла Марью за руку и подвела к курчавому чернявому господину, тощенькому, маленького росточка, который сидел грустный весь и точил ногти пилочкой. Фаина Артуровна шепнула на ухо Марье: «Будешь делать всё, что этот господин захочет, – я с твоего долга 50 зелёных скошу».

Обрадовалась Марья, думает, как поразвлечь гостя. А хозяйка говорит тощенькому:

– Пётр Петрович, вот моя новенькая Марья, читать любит, красавица. Всем услужит вам ради великой русской литературы.

Пётр Петрович встрепенулся и говорит Марье:

– Садись ко мне на колени, про пиздмудернизм поговорим.

Марья села, а лицо у Петра Петровича тёмное, бакенбарды торчат, губастый, как пизда. Но что-то в нём Марью притягивало.

– Читать любишь? Что читаешь? – спросил курчавый.

Марья вытащила из-за пазухи книжку из серии Улица Красных Фонарей, что ей подружка дала почитать, и суёт в нос гостю.

Взял он книжку, ухмыльнулся и стал листать.

Вдруг чувствует Марья, под ней гостевой хуй вздыматься начал, Пётр Петрович и говорит Марье:

– Пойдём-ка в твою комнату, я тебе стихи почитаю, а потом мы поэзией займёмся. И вообще, с тебя оргазм.

– А вы кто будете? – скромно так спрашивает Марья.

– Я – великий русский поэт Шляпентох.

Марья обрадовалась, что гость – сочинитель. Может, он про неё книжку напишет, как она мечтала. И повела она радостно Шляпентоха в комнату, а гость рад – восьмая читательница образовалась.

Вошли они в комнату, а тут Фаина Артуровна за ними с подносом, на котором бокалы с вином. Пётр Петрович с хозяйкой пошептался, что-то ей в руку положил, а Марья за бокал хватается – наверно, такое же вкусное питьё, как давеча.

Писатель лишь пригубил вина, а Марья всё заглотала, и стало ей внутри жарко и воздушно. Поцеловала она поэта в красные губы, а он ей руку между ног заправил, нажал куда-то, и Марье опять сплошной изюм. Слышит, что писатель шепчет ей:

– Как ты хороша, Марья. Знаешь ли ты, что красота – непристойна? – а сам уже хуй свой длинный и толстый под самый дых Марье вставил.

Марья рот от счастья раскрыла и выдохнула вопрос:

– А вы про меня стишок сочините?

– Не стих, а поэму про тебя напишу, – шепчет ей в ухо Пётр Петрович и бакенбардой щекочет.

Обрадовалась Марья, что её мечта свершится, и полетели они в седьмые небеса с большой скоростью. Счёт пошёл на оргазмы. Началась жизнь от счастья к счастью. Пётр Петрович был для неё перст судьбы, которым он проник ей в зад.

– Ты мне все мечты сбыл, – шептала ему Марья, гуляя по-бабьи – лёжа.

У курчавого поэта Петра Петровича голова всегда работала в направлении пизды. И писал он только ёмбами и хуреями. Вот он в перерыве между палками написал экспромт на туалетной бумаге, назвал его «Пизда Марья Ивановна» и протянул рулон Марье. Прочла она и вопрошает: