Что такое политическая философия: размышления и соображения

То есть происходит интереснейшая вещь, свойственная любой абсолютной политической власти, - самофальсификация, неразрывно связанная с фальсификацией истории. Мы говорим, что сталинизм фальсифицировал историю. Но это частный случай, главное, что он постоянно фальсифицировал сам себя. А что такое история? Вчерашний день - это история? Или 28-й год, начало сталинского тоталитаризма - это история? Или Ключевский - это история? Или Карамзин? Оказывается, что речь идет не просто об истории. На каждом шагу изменений в политической рефлексии абсолютная власть нейтрализует историческую память. Тут мы встречаемся с так называемыми перекосами - очень люблю эту терминологию 20- х годов. Пожалуй, одним из самых больших перекосов был историк Покровский. Прочтя его, покойный Иосиф Виссарионович сказал: «Ну, это уже слишком!». Между прочим, что самое интересное, когда Сталин во время войны в 40-е годы начинает реконструировать историю, буквально на каждом шагу следуя Покровскому, он говорит: «Некоторые фальсификаторы истории, такие как Покровский». Вы помните, Гефтер говорит об «переинтерпретациях»: происходит санация постоянных трансформаций исторической памяти, которая превращается в беспамятство, то есть вы уже разобраться решительно ни в чем не можете, вам становится чрезвычайно трудно следить за этим. А, между прочим, вас никто и не просит за этим следить, это не ваше дело, вы делаете свою работу - и скорее забываете. Это принципиальное отрицание памяти.

Три фразы из личных воспоминаний. Был в Москве замечательный мыслитель, фамилию и имя которого давно забыли, Андрей Дмитриев, который забыт моментально, как вообще в России интересных людей забывают. Он сказал: «А ведь ты знаешь, ведь когда они (опять «они», они - это не мы, а власть) говорят, что история убыстрила свой ход, это, конечно, чушь, но это имеет и некоторую феноменологическую основу» (Андрей был великим знатоком Гуссерля). Это значит, что не может абсолютная власть существовать без быстрой смены поколений. «Скорее», одно прошло - «скорее»! Половина убита в 30-х, половина на войне - скорее, скорее. В этом не только живодерство (дамы и господа, «живодерство» - это не термин политической философии), в этом сознательное стремление каждый раз иметь дело с новыми людьми. Но вы понимаете, человек - это существо невероятно двусмысленное, а человеческое мышление - это самое двусмысленное в человеке. А историческое мышление - это самое двусмысленное в мышлении. И потому на некоторых витках, в некоторых фазах развития абсолютной политической власти оно становится невыгодным, возникает необходимость внести «новую ясность».

Первый сигнал к остановке в отношении к истории был дан уже в 1942 году, во время войны. Была русская история, и была славная военная русская история. Значит, «давайте остановимся»? И мы не просто побеждали, а есть традиция победы, которая идет еще от Ермака и от основателя русской крепостной артиллерии Малюты Скуратова - он первый организовал крепостную артиллерию при Иване. «Нет, неправильно, надо различать!» - и появилась новая концепция исторических предшественников. «Надо помнить!» - кого: Петра Первого и Ивана Грозного. И туг, конечно, немедленно к услугам один из несчастных кретинов русской и мировой кинематографии - Сергей Эйзенштейн, который думал, что это он выдумал оригинальную концепцию фильма «Иван Грозный». Вы знаете, когда я ругаюсь, я имею в виду только одно: какие талантливые были люди, но не думали - думать тяжело.

Я помню, как я смотрел фильм «Иван Грозный» с одним режиссером, и вдруг он изумленно мне сказал: «Послушай, что они все с ума сходят, это просто плохая кинематография». Да разве вас не убил бы любой русский интеллигент, если бы при нем сказали, что Эйзенштейн - это плохая кинематография? А вообще кинематография-то на самом деле средняя - слегка экспериментаторская, но средняя, слабый рефлекс авангардизма «Броненосца». Но важно то, что он попал в самый фокус трансформации, предложенной абсолютной политической властью.