Однако не следует переоценивать прогресс производительных сил в эпоху раннего и развитого (классического) феодализма. Культура земледелия в этот период все еще уступала достигнутой в эпоху расцвета Римской империи. Урожайность зерновых в средневековой Италии не превышала урожайности, достигнутой на этой же территории в древнеримскую эпоху. Ряд достижений римлян в области садоводства, огородничества, ремесла, строительства был практически утерян и затем восстанавливался в течение весьма длительного исторического периода.
Такая ситуация дает основания поставить под вопрос основные тезисы материалистического понимания истории - об обусловленности производственных отношений уровнем и характером развития производительных сил и о закономерной смене способов производства под воздействием перехода производительных сил на качественно более высокую ступень
.Однако эта проблема выглядит неразрешимой лишь в рамках механистического толкования материалистического понимания истории, скатывающегося к упрощенчеству в понимании основных постулатов классического марксизма (и поэтому сталинский «марксизм-ленинизм» предпочитал вообще не замечать существования этой проблемы).
Следует обратить внимание на тот факт, что данные закономерности, как и вообще любые закономерности общественного развития, осуществляются лишь в конечном счете и не действуют с механическим автоматизмом
. Новые производственные отношения не гарантируют сразу качественно более высокий уровень производительных сил, а лишь открывают дорогу к нему. А в конечном счете феодальное общество превзошло и античное, и азиатское и по продуктивности сельского хозяйства, и по техническому прогрессу в деле переработки и хранения пищевых продуктов, и по развитию ремесла и строительства, и по уровню культурных достижений в таких областях, как медицина, образование и т.д.Кроме того, не следует забывать, что важнейшим компонентом
производительных сил с точки зрения марксизма является сам человек. С этой точки зрения феодальное общество дает нам новую фигуру основного производителя материальных благ - относительно экономически самостоятельного (хотя и зависимого) крестьянина. Этот крестьянин, не будучи лично вполне свободным и полноправным, все же является более свободным, чем крестьянин в азиатской деспотии, и хотя уступает античному свободному крестьянину в юридическом полноправии, в хозяйственном отношении более свободен, ибо имеет прочную гарантию своего надела, а общинная регламентация его хозяйственной деятельности постепенно ослабляется. Эти его качества в наибольшей мере раскрывают свой потенциально прогрессивный характер к концу периода классического феодализма вместе с началом процесса освобождения крестьян от личной зависимости.Другой такой фигурой является свободный городской житель. Цеховая регламентация городских занятий и сословное неравноправие не делают его полностью свободным, но он более свободен, чем житель античного или азиатского города, поскольку, несмотря на сословное неравноправие, обладает не только личными правами и свободами, но и принадлежит к корпорации горожан, которая защищает права своих членов (цеха и гильдии в свободных городах средневековья).
Эти две фигуры в классическом средневековье вступают во взаимодействие, и крестьянин находит в горожанине растущий рынок для развития своего товарного хозяйства, а горожанин в крестьянине - поставщика сырья и продовольствия для экспансии своего ремесленного производства.
Наконец, следует считаться с тем, что эпохи социальных революций и связанные с ними потрясения нередко приводят к временному регрессу
и даже упадку производительных сил, который может носить исторически длительный характер (в зависимости от степени разрыва культурной преемственности с предшествующим обществом).