Она быстро встала и вернулась на кухню, словно ничего не произошло. Что было на уме у матери? Почему она плакала, а потом смеялась и обнимала всех? Рэд взял розы, отнес их назад и положил в серебряную вазу на каминной плите. Потом, не слезая со стула, он повернулся лицом к своему отцу, который стоял в открытых дверях и глядел на дорогу.
— Папа?
— Да, Рэд.
— Почему мама плакала?
— Не знаю. Суон, — позвал он вдруг. — Я пойду погуляю.
Она выбежала из кухни.
— Подожди меня!
— Хорошо, Суон.
— К черту это печенье! — сказала она. — Кому оно только нужно? Не знаю, почему это я в первую очередь взялась за такую чушь, как печенье? Куда мы пойдем?
— Ну, скажем, в город.
— Правда?
— До станции и обратно.
— Обратно на такси?
— Конечно.
Почти всю дорогу до города Ивен нес девочку на руках. Но когда они пришли в город, она слезла, чтобы хорошенько осмотреться вокруг. Что-то особенное было здесь, но что именно, она не могла объяснить, пока не увидела над собой неба, похожего на вспышку фейерверка.
— Я сейчас схвачу их, — сказала девочка. — Я сейчас схвачу звезды.
— Ивен, — сказала женщина. — Взгляни на небо. Взгляни на звезды в небе.
— Да.
Пока они все четверо, стоя на улице, смотрели прямо вверх на звезды, из кинотеатра вышла женщина с тремя девочками и, щурясь, от света, со смехом в голосе сказала:
— Я — Мэй Уолз.
Рэд и Ева оторвали взгляд от звезд, чтоб посмотреть на трех девочек. Вскоре они все вместе играли, скакали и прыгали по тротуару, Мэй и Суон беседовали, а Ивен стоял рядом и слушал. Потом их новая знакомая, полная и крепкая и, как видно, очень сердечная женщина, предложила своим дочкам поймать ее, и они легко и быстро сделали это, взявшись за руки.
— Приходите к нам, — сказала Суон.
— А не слишком ли поздно?
— Нет. Приходите к нам, посидим на крылечке, поболтаем.
Мэй Уолз и ее девочки попрощались и ушли.
— Они все — девочки, — сказала Ева. — Где же их мальчик?
— Их папа не захотел пойти в кино, — сказала женщина. — Он остался дома.
— А где другой их мальчик?
— Другого у них нет. Только отец.
— Почему он не захотел пойти?
— Не знаю. Наверно, он уже видел картину.
В Кловисе, помимо звезд, были и огни, мерцающие огни. Освещение улиц и магазинов было не очень яркое, и все-таки город выглядел весело.
Рэд услышал, как несколько человек смеются в баре. Мужчина, проходивший по улице, попросил у Ивена мелкую монету, а Ивен дал ему четверть доллара.
— Удивить хочешь? — сказала женщина.
— Нет, мама, — сказала Ева. — Человек потерял свою маму. Папа дал ему деньги, чтоб он смог найти ее.
В такси, уже почти засыпая, девочка сказала:
— Папа, когда он найдет ее?
— Завтра.
Она заснула, прежде чем такси довезло их до дому. Он отнес девочку в ее комнату, раздел и уложил спать.
Рэд стоял один в гостиной. Женщина была на веранде, в качалке.
— Может, запах камня от воды? — сказал Рэд. — Как ты думаешь? А может, он идет снаружи? Ведь весь дом из дерева. Откуда же запах камня? Здесь есть стулья, обитые кожей — гладкой черной кожей, — но здесь, в доме, нет камня.
— Запах может быть и снаружи, — сказал мужчина. — Это может быть вовсе не камень, не скала и даже не вода или, во всяком случае, не только вода. Может быть, это и вода, и трава, и листья, и земля — все, что есть вокруг живого. Ты не устал?
— Устал, папа.
Он посмотрел на отца, и глаза его улыбались, но лицо было печально.
— Мама была смешная в Кловисе. И когда она сказала, что ты удивить хочешь, и когда разговаривала с Мэй и ее девочками. Она была как-то странно смешная все время.
— Неужели?
— Она была очень смешная. Она любила там все. И она была очень грустная. Когда ты любишь все вокруг и в то же время грустен, ты от этого делаешься смешным, разве нет?
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, когда ты видишь кого-нибудь таким печальным и любящим все, тебе или вообще тому, кто видит, делается смешно. Грустный делает тебя веселым.
— Ох!
— Теперь о завтра, папа, — сказал он. — Я собираюсь найти этот камень или же выяснить, что здесь пахнет камнем. Холодным, сухим камнем.
— Хорошо, Рэд.
— Мама, — сказал мальчик.
— Да, Рэд.
— Ты была очень смешная в Кловисе.
Мальчик вышел на веранду, наклонился над качалкой, взял руку матери и поцеловал ее в ладонь, потому что он не раз видел, как это делал мужчина и потому что это было приятно делать. Женщина сжала руками его голову, посмотрела на него, и он увидел в ее глазах печаль.
— Ты тоже был смешным, Рэд.
— Значит, я тоже любил там все?
— Любил все?
— Да, так, как и ты в Кловисе.
— Разве в Кловисе я любила все?
— Да, мама, я это видел. Но скажи, я тоже любил там все?
— Да, Рэд, да, любил.
— Спокойной ночи, мама. — Он поцеловал ее в обе ладони, но не посмотрел на нее, и медленно, неохотно как-то, прошел в дом. Она услышала, как он сказал в гостиной:
— Спокойной ночи, папа.
— Ты сумеешь сам о себе позаботиться? — спросил мужчина.
— Мне шесть лет, почти шесть с половиной!
— Ладно, Рэд.
Ивен мыл на кухне, под краном, персики и черный виноград, оставленные Дейдом в холодильнике.