Здесь не приводятся многие сюжетные подробности, о которых рассказал и участник этих событий: опасения, владевшие воинами ещё в начале похода, подтверждались. Не имея второго эшелона прикрытия, продвинувшись на 22 километра на финскую территорию, наши воинские подразделения были обнаружены финнами и, терпя бедствия, начали по приказу командования с боями отходить.
Впрочем, как вспоминает ветеран, эти бедствия обрушились на них ещё задолго до вооружённого столкновения с регулярными финскими частями. И главным среди них оказалась нехватка продовольствия. Дело в том, что, передвигаясь скрытно, воины были лишены возможности добывать в лесу пищу охотой. Основа Карелии – вода, камни и леса. Стрельба могла привлечь внимание неприятеля, заранее демаскировать рейдовую бригаду.
В конечном итоге, направление отхода было определено и, находясь в окружении, личный состав принял последний бой. О сдаче в плен не было и мысли. Финны в плен не брали, издевались над ранеными бойцами, вырезали на телах звёзды, отрезали уши, вырывали языки, жгли на кострах ещё живых красноармейцев, сложив из них пятиконечные звёзды. Здесь, в неравном смертельном бою, И.В.Чекалин получил сквозное ранение ноги. Из окружения выходили разрозненными отрядами. С группой оставшихся бойцов, прорываясь из окружения, по причине ранения он отстал, но, не имея приборов ориентирования, всё же вышел на свою переправу. Остальные, кто ушли вперёд, не вернулись.
Иван Васильевич не пытается за давностью лет хоть как-то смягчить происшедшее. Рисуя исключительные по напряжению событийные ситуации, он говорит и о горьких и мучительных потерях. При проведении оборонительных операций из 11 тысяч человек личного состава их дивизии осталось 140 человек. По словам ветерана, все они были разными по характеру и облику, но соединяло их вместе чувство необходимости выполнить боевой приказ. Оно, это чувство, помогало им преодолевать величайшие страдания, приносить большие жертвы, совершать подвиги.
21 июня 1944 года войска Карельского фронта под командованием генерала К.А.Мерецкова перешли в наступление, и уже 28 июня был освобождён Петрозаводск. Войска фронта продолжали развивать наступление до 9 августа, когда, по приказу Ставки, оно было прекращено. Советские войска вышли к предвоенной границе с Финляндией.
Дальнейший боевой путь нашего собеседника прошёл через Восточную Пруссию, Польшу, Германию. Был демобилизован из Берлина в октябре 1945 года.
Как память о боевой молодости до сих пор хранит отец солдатскую ложку, отлитую на Карельском фронте из сплава фюзеляжа подбитого самолета. На ручке ложки выгравированы инициалы «ЧИВ». Длительное послевоенное время он пользовался ею, ревностно хранил и оберегал её, никому не доверяя.
В детстве мы с братом не осознавали, какую ценность представляет для отца этот, вообще говоря, неудобный в пользовании предмет. Но чувство, что в нём скрывается что-то личное, недосказанное, тайное, вызывало у нас огромное желание подержать её и, тем более, попользоваться. И в его отсутствие нам это удавалось…».
Я немножко добавлю, что ложка эта сейчас хранится в семье автора приведённого очерка. Её форма полностью повторяет форму стандартных деревянных ложек, которыми пользовались в деревнях. Из своего детства и отрочества я это хорошо помню. И вот, за столом, у всех деревянные ложки, а у отца, такая же по форме, но алюминиевая. Поэтому брат и пишет о ней, как не очень удобном в пользовании предметом. Из-за её формы. Но отец этого, вероятно, и не ощущал. Скорее всего, что и не из-за формы, а того, что металлической ложкой горячую пищу есть не очень складно. Мы ведь в то время, в моё детство и отрочество, ели из одной миски. Если первое горячее, а оно всегда подавалось из печи с самого пыла-жара, то понятно, что есть металлической довольно массивной ложкой такую пищу не очень складно.
Отец не дождался 60-летия Победы, он умер за две недели до праздника, но очерк этот он читал в черновом виде и что-то уточнил для окончательной редакции. Сборник «Твои рядовые, Россия!», который готовил мой брат, я уже после правки отцом «Солдатской ложки» редактировал и помог брату издать в типографии организации, в которой я работал. Но издать его не успели при жизни отца, он был готов только в начале мая.
У нас просто не возник вопрос – в какой семье останется эта реликвия. Несомненно – у брата, ведь у него уже появился внук, продолжатель нашей фамилии, и названный в честь его прадеда, Ивана.
Что у нас позади?