Что удивительного в благодати?

Много лет назад я нащупал две основные причины большинства эмоциональных проблем евангельских христиан: они неспособны понять и принять безусловную благодать и прощение Господа, а также ощутить их в своей жизни, и неспособны даровать другим людям эту безусловную любовь, прощение и благодать… Хватает и книг, и проповедей о благодати. Мы прислушиваемся к ним с верой, но не используем их в жизни. Благая весть, Евангелие милости Божьей не влияет на нашу эмоциональную жизнь.

* * *

«Мир не хуже, а то и лучше Церкви справляется с проблемами, — говорит Гордон Макдональд. — Нет надобности быть христианином, чтобы строить дома, кормить голодных, лечить больных. Лишь одного мир сделать не может: не может даровать благодать». Таким образом Макдональд выделил основное призвание Церкви. Где, если не здесь, мир обретет благодать?

Итальянский писатель Игнатио Силоне сочинил историю о революционере, скрывавшемся от преследований полиции. Товарищи снабдили его рясой и отправили в заброшенную деревеньку у подножья Альп. Скоро разнесся слух о появлении нового священника, и крестьяне один за другим потянулись к его хижине поведать о своих грехах и горестях. «Священник» отбивался как мог, пытаясь прогнать кающихся, но ничего не вышло. Пришлось ему сидеть и слушать рассказы людей, истомившихся по благодати.

Вот зачем, как мне кажется, любой человек приходит в Церковь: он жаждет благодати. Стефан Ульштайн рассказывает в своей автобиографии о встрече выпускников миссионерской школы. «Все мы, за одним или двумя исключениями, на какое–то время отпадали от веры, а потом обратились вновь, — вспоминал один из учеников. — У тех, кто вернулся к вере, есть одно преимущество: все мы обрели благодать…»

Оглядываясь на свой путь, на свои поиски, заблуждения и тупики, я теперь понимаю, что неустанно влекло меня вперед: жажда благодати. Какое–то время я отвергал Церковь, потому что в ней было мало благодати. Потом я вернулся — потому что в остальных местах не нашел благодати вообще.

Сам я вкусил мало благодати, а другим дал ее еще меньше, и никак не могу претендовать на звание «специалиста» в этой области. Именно поэтому я решил написать эту книгу. Я хочу больше узнать, хочу больше понять, больше ощутить благодать. Опасность велика, но я очень надеюсь, что книга о благодати не выйдет безблагодатной. Однако сразу признаюсь: перед вами — записки паломника, облеченного единственным правом — жаждой благодати.

Благодать — не простая тема для книги. Слова Уайта о юморе вполне к ней подходят: «Можно препарировать это понятие, как лягушку. Но оно умрет под скальпелем, а на внутренности любому человеку, кроме ученого, смотреть мерзко». Только что я прочел в «Новой католической энциклопедии» статью «Благодать», занимающую тринадцать страниц, и у меня пропало всяческое желание препарировать благодать и созерцать ее внутренности. Я не хочу, чтобы она погибла под скальпелем патологоанатома. Вот почему я постараюсь говорить о благодати языком житейских историй, а не силлогизмов.

Я хочу передать благодать, а не изъяснить ее суть.

Часть I. О сладостное имя

2. Пир Бабетты

Карен Бликсен, датчанка, вышла замуж за барона и с 1914 по 1931 год управляла кофейной плантацией в Британских колониях Восточной Африки (об этих годах она написала книгу «Из Африки»). После развода она вернулась в Данию и начала писать под псевдонимом «Исаак Динесен». Одна из ее повестей, «Пир Бабетты», стала знаменитой в восьмидесятые годы, когда по ней сняли фильм.

Местом действия Бликсен выбрала Норвегию, но режиссер фильма перенес этот сюжет в бедную рыбацкую деревеньку Норре Восбург с грязными улочками и крытыми соломой хижинами, расположенную на датском побережье. В этом угрюмом окружении седобородый настоятель–лютеранин организовал из своих прихожан суровую и аскетическую секту.

Эти люди отказались даже от тех немногих удовольствий, которые выпадали на долю деревенского жителя. Все поголовно одевались в черное. Все питались вареной сельдью и похлебкой из кипятка и хлеба, слегка приправленной пивом. По воскресеньям секта собиралась и пела гимны об «Иерусалиме, доме счастливом, вовеки мне дорогом». Их компас был настроен на Новый Иерусалим, а земная жизнь имела значение лишь как путь в Град Возлюбленный.