Что видно и чего не видно

Таким образом, в пользу народного труда поступало 15 фр., а именно 10 фр. – за новинку парижской промышленности; 5 фр. – торговцу книгами.

Что же касается Жака Бонома, то он за свои 15 фр. получает 2 предмета: один квинтал железа и одну книгу.

Но является новый закон.

В каком положении оказывается Жак Боном? В каком положении оказывается народный труд?

Жак Боном, уплачивая до последнего сантима свои 15 фр. г-ну Прогибану за квинтал железа, должен довольствоваться только одним этим квинталом железа и теряет удовольствие иметь еще книгу или какой-нибудь другой предмет. Значит, он теряет 5 фр. Ведь с этим нельзя не согласиться, точно так же как нельзя не согласиться и с тем, что если запрещение поднимает цену на товары, то потребитель теряет разницу.

Но, возразят мне, ее выигрывает национальный труд.

Нет, он ее не выигрывает, потому что с изданием нового закона он, как и прежде, получает те же 15 фр. Разница здесь только в том, что после издания закона эти 15 фр., принадлежавшие Жаку Боному, идут теперь на металлургию, а прежде, до издания закона, они делились между галантерейным и книжным магазинами.

Насилие, совершаемое на границе непосредственно самим г-ном Прогибаном или при посредстве закона, может быть рассматриваемо различно с нравственной точки зрения. Есть люди, которые думают, что всякое хищение перестает быть безнравственным, если только оно не противоречит закону. Я же не могу придумать другого, более увеличивающего вину обстоятельства. Как бы там ни было, но несомненно только одно, что экономические результаты совершенно одинаковы как в том, так и в другом случае.

Поверните дело как хотите, но сохраните только проницательность взора, и вы увидите, что ничего хорошего не выходит ни из законного, ни из беззаконного хищения. Мы не отрицаем, что для г-на Прогибана или его производства, пожалуй, даже для народного труда получается выгода 5 фр. Но мы утверждаем, что получаются также и два убытка: один для Жака Бонома, который принужден платить 15 фр. за то, что стоило ему прежде 10 фр., а другой для народного труда, теряющего разницу между двумя ценами. Выбирайте какую хотите из этих двух потерь для восполнения признанной нами выгоды, но одна из них всегда составит чистый убыток.

А вот мораль этого дела: насиловать не значит производить, а значит разрушать. О, если бы насиловать значило производить, то во сколько раз наша Франция была бы богаче того, что она есть!

VIII. Машины

«П

роклятие машинам! С каждым годом их усиливающееся могущество приносит в жертву пауперизму миллионы рабочих, лишая их труда, с трудом – заработной платы, а с заработной платой и хлеба! Проклятие машинам!»

Вот какой крик несется от общего предрассудка, и эхо его раздается в журналах.

Но проклинать машины – значит проклинать ум человеческий!

Смущает же меня больше всего то, как может найтись хоть один человек, который мирился бы с таким учением!

Если оно справедливо, то к какому непреложному последствию оно ведет? К тому, что деятельность, довольство, богатство, всевозможное счастье составляют удел только тупых, умственно пораженных народов, которым Бог не даровал пагубной способности думать, наблюдать, рассуждать, изобретать, достигать с наименьшими средствами наибольших результатов. Наоборот, лохмотья, жалкие лачужки, нищета, истощение – неизбежный удел каждой нации, которая ищет и находит в железе, огне, ветре, электричестве, магнетизме, в законах химии и механики – одним словом, в силах природы дополнение к своим собственным силам. Здесь как раз уместно вспомнить слова Руссо: «Всякий человек, который мыслит, есть развращенное животное».

Но это не все. Если это учение справедливо, то, так как все люди думают и изобретают, так как действительно все, от первого до последнего, в каждую минуту своего существования стараются призвать к содействию естественные силы природы, сделать больше с меньшими усилиями, достигнуть наибольшего удовлетворения с наименьшим трудом, приходится заключить, что все человечество как бы охвачено общим стремлением к своему разрушению благодаря именно этому умственному тяготению к прогрессу, волнующему каждого из его членов.

Если это так, то статистика должна бы доказать, что жители Ланкастера, покидая из-за машин свою родину, идут искать работу в Ирландию, где эти машины неизвестны, а история должна бы засвидетельствовать, что варварство омрачает эпоху цивилизации, а цивилизация царит во времена невежества и варварства.

Очевидно, что в этой груде противоречий есть что-то такое, что отталкивает нас и дает знать, что в поставленной задаче скрывается что-то недостаточно выясненное.

Вся тайна заключается в следующем: за тем, что видно, скрывается то, чего не видно. Постараюсь выяснить эту тайну. Доказательства мои будут повторением предыдущих, потому что дело идет об одной и той же задаче.