— Нет. — Сергей Сергеевич на миг загородил широкими плечами окошко кассы, но тотчас же и отшагнул от окошка. — Пошли, Леня, на пивко с бутербродиками наскребем!
И двинулся в сторону буфета, подхватив Леонида под руку.
— А деньги? — шепнул Леонид.
Сергей Сергеевич вместо ответа лишь прижмурил глаза.
В буфете он задерживаться не стал.
— Не здесь, в другое место пойдем. — Он шел все быстрее, будто опаздывал куда.
Миновали еще один буфет, миновали трибуну, нырнули в один проход, в другой и — вот тебе на! — оказались на площади перед ипподромом. И тут Сергей Сергеевич побежал, увлекая Леонида за собой.
— Такси! Такси! — Сергей Сергеевич чуть что не кинулся под колеса машины. Распахнул дверцу, толкнул в машину Леонида, вскочил сам. — На Ленинградский вокзал! — крикнул он шоферу. — Опаздываем! Платим втройне!
Машина рванулась.
— Гляньте-ка, Леня, — тихонько сказал Сергей Сергеевич и подтолкнул Леонида к боковому стеклу. — Вон туда, туда…
Леонид глянул, куда указывал Сергей Сергеевич, и ничего особенного не увидел. Разве что гнались за кем-то, забавно взмахивая руками, какие-то два очень неумелых бегуна, какие-то расхристанные субъекты.
— Спохватились! — усмехнулся Сергей Сергеевич. — В погоню кинулись!
— Разве они за нами? — не поверил Леонид.
— А за кем же? Прилипалы проклятые!
Верно, субъекты бежали следом за их машиной, они гнались за ними.
— Но почему? Зачем? — не умел понять Леонид.
— А не встревай не в свою игру. Или делись, если повезло по-глупому. Эх, Леня, зря я вас свел с бегами…
4
Они сидели в длинном и гулком вокзальном ресторане, а на столе перед ними чего только не было — и икра, и коньяк, и шампанское в ведерке со льдом, — но радости, ее не было, оставила Леонида радость, хотя теперь он знал, что действительно выиграл много, почти три тысячи, и деньги эти, неловко засунутые в нагрудный карман пиджака, ощутимо улеглись там, слышны были, стоило только шевельнуть плечом.
Три тысячи, по нынешнему счету триста рублей, не такие уж большие деньги для Леонида Викторовича, но то нынче, а в те поры, когда последняя была извлечена из кармана десятка, он ощутил себя богачом. И главное, повезло, удача пришла. С нее, с этой удачи, могла ведь и полоса начаться счастливая, и она даже сверкнула перед глазами, солнечной просияв дорожкой. Сверкнула и померкла. Гасил, убивал радость Сергей Сергеевич. Мрачнее тучи был.
— Плохо, когда сразу так повезет, хуже нет. — Сергей Сергеевич все повторял и повторял эту фразу, под нее и пил, как иные пьют, приговаривая: «Пусть нам будет хорошо!» Далась ему эта фразочка!
И вдруг заговорил Сергей Сергеевич. Нет, он не речь стал держать. То был разговор с самим собой, разве что вслух. Молодой человек, что сидел напротив, не был ему в этом разговоре ни помехой, ни помощью.
За давностью лет забылись слова, какие были сказаны Сергеем Сергеевичем. Но запомнилась му́ка, которая жила в них, в голосе жила, в этих простецких будто глазах. Мука, боль, раскаяние, что не так, зазря идет жизнь, глупо, бессмысленно, на распроклятых этих бегах.
Леонид Викторович припомнил, как пытался тогда возражать загоревшему человеку, утешать его пытался. Как же он был самонадеян! И уж не мальчиком ведь был, уже и повидал и пережил достаточно, а все же вот легко, запросто брался утешать человека, ничего еще толком не зная о его жизни, молол какие-то слова, затертые, как и должно утешениям, настолько, что их и расслышать, наверное, было нелегким делом. Да Сергей Сергеевич, кажется, и не слушал его. Он утешения не искал.
Сергей Сергеевич пил как-то неумело, будто чай попивал. И не пьянел. Не чувствовалось, что пьянели. Глаза у него были совсем не пьяные. Они простодушные были, простецкие, с рыжими ресницами, но в них трудно было смотреть — такая в них жила безутешность.
— Кому я нужен? — тоскуя, спрашивал Сергей Сергеевич себя. — Жизнь прожил, а кому я нужен?
— А назад разве дороги нет? — спросил Леонид, готовый, помнится, одарить Сергея Сергеевича множеством добрых советов. Сам бы себе лучше посоветовал, как жить дальше. Но себе просто так не посоветуешь. Как жить — себе посоветовать не просто.
— Назад? — удивился Сергей Сергеевич. — Как это — назад? То пройдено, что было, то пройдено. Пока живешь, вперед надо толкаться. А кому я нужен?
— Себе хотя бы. Себе самому, — сказал Леонид.
Сергей Сергеевич безнадежно махнул рукой.
— Нет, себе самому человек не нужен, Леня. Не нужен. В том-то и горе, что человек должен быть кому-нибудь нужен, а не себе только самому.
Наиважнейшую мысль подарил своему молодому собеседнику Сергей Сергеевич. Тот разговор в вокзальном ресторане был из важных, из тех, что надобно помнить, из тех, что учат. Ведь верно, ведь это так: себе самому, только себе самому, человек не нужен. Надо, чтобы он и другим был нужен. Без этого нельзя, немыслимо, бессмысленно жить.