Хочешь верь, хочешь не верь, но я уже не представляю своего существования без твоих писем. Конверт с адресами фирм я открывала с боязнью не обнаружить в нём весточки от тебя. Ну, скажи, пожалуйста, не это ли первый признак наркотического действия твоих писем на меня? Может быть, оттого, что я соглашаюсь с каждым твоим словом не только разумом, но и душой, письма твои будят во мне глубоко захороненные чувства, которыми до конца я не поделилась ни с одним мужчиной в Америке. Не ожидала я такой милости, найти близкого по духу среди русских. Только пойми меня правильно. С русскими, несмотря на общий язык и культуру, как правило, ничего общего не появляется (хотя есть исключения). Я не американка по натуре и никогда ею не стану, но русское панибратство, хамство и тяга к экстремизму у меня вызывают большую неприязнь. Впрочем, ты и сам так думаешь.
Знаешь, что мне очень нравится в тебе на данном этапе – отсутствие шаблонного романтизма. Искренность твоих писем даёт наслаждение, которое нельзя заменить вагоном алых роз. Витание в облаках без какой-либо земной опоры не вызывает у меня восхищения. Я слишком люблю земную жизнь, и отрываться от неё у меня нет никакого желания. Я вижу и чувствую красоту в земном, а не в небесном. И поэтому, как правило, «пустые» ухаживания за мной только отдаляют меня от мужчины. С тобой было всё иначе, искренне, но страшно быстро. Боялась ли я? Да. Боялась возможной душевной боли. Я и сейчас боюсь, только по-другому. Я ничего не загадываю, Бог нам судья.
Целую тебя во все места и останавливаюсь на самом главном – твоих губах.
Всегда твоя
Зизи, сладкая-далёкая-близкая!
Получил твоё письмо, обдавшее меня твоим вожделенным теплом и трепетом. А также открытку, рассмешившую меня чёрным юморком, который мы воспринимаем так схоже. Я же потчую тебя обыкновенной писчей бумагой, со сплошным текстом, не прерываемым картинками. Но зато и трепету моему там хватает места.
Первым порывом моим было броситься звонить тебе, но через секунду я остановил себя (правда, ненадолго – звонить я тебе всё равно скоро буду), потому что письмо позволяет высказать то, что всегда остаётся не договорённым в телефонном разговоре. И не потому, что это невозможно высказать, а лишь потому, что письмо – это монолог, который позволяет, не торопясь, изъявить свои мысли и чувства в словах, выверенных раздумьем над ними. Наверно, поэтому я увидел в твоём письме слова, которые полны для меня такого радостного значения и смысла.
Вскоре я должен ехать в командировку в Индию с залётом на Тайвань. (Будь я Лесковым, я бы там написал произведение «Тайпейный художник».) Кроме того, на меня свалилась куча дел по бизнесу, переложить которые мне просто не на кого. Всё это я пишу к тому, что у меня не будет возможности прилететь к тебе в ближайшее время, а быть с тобой, или хотя бы побыть с тобой, мне жарко хочется. Как видишь, остаётся единственный выход – ещё один твой временный приезд, пока он не превратится в переезд.
Как было бы здорово, если бы тебя вызвали на срочное интервью в N-ск. Но будет не менее здорово, если ты приедешь просто ко мне. На предпраздничные дни (и ночи). Финансовые условия те же – 50/50. Я верю, что ты не подумаешь, будто я жмотничаю, не предлагая взять все расходы на себя. Я хочу основывать наши отношения на обоюдности нашего влечения друг к другу, равенство силы которого молчаливо подтверждается равенством финансового участия в осуществлении наших встреч.
Вот я опять перечитываю твоё письмо, и счастливое возбуждение охватывает меня. С первой минуты нашей встречи я заметил, как ты старательно утаивала глубины своих мыслей (и, конечно, тела, но это было чуть позже). Такое поведение не является странным, но у тебя эта «скрытность» была особенно заметна, и мне это нравилось, так как я и сам не люблю людей с душой нараспашку. И чем отчётливее я видел это, тем острей мне хотелось добраться до твоих глубин, которые, как я предчувствовал, таят в себе сокровища. Я не ошибся – они стали мне открываться не сразу, не полностью, но от этого не менее чудесно. Ещё более они приоткрылись мне через твоё последнее письмо, где ты решилась высказать мысли и чувства столь близкие и подобные моим, что радость моя от встречи с тобой перестала придерживаться всяких границ. Я весь погружён в воспоминания и смакование каждого мгновения наших объятий и разговоров, поцелуев и гуляний по музеям, соитий и умиротворённого молчания. Я корю себя, что не целовал тебя чаще, не обнимал крепче, не оставался в тебе дольше. А точнее, почему наши поцелуи и объятия не длились без всяких перерывов с ночи пятницы до времени твоего отъезда?
Всё это было бы бесполезными ламентациями, если бы не светилась впереди скорая встреча с тобой, которая позволит мне исправить ошибки и не выпускать тебя из рук ни на минуту (за исключением суровой необходимости).
Ко всем твоим складкам приникая и во все твои щели проникая,
Твой