Чтоб знали! Избранное (сборник)

Если меня спросят, чего я добиваюсь своим творчеством, протестом, литературной суетой – я отвечу: «Женщин! Если хотите заткнуть мне рот – затыкайте его пиздами. И на этом разрешатся для меня все проблемы добра и зла». (Говоря это, я держу за спиной два скрещенных пальца.)

Я устраиваю литературный мир так, чтобы он удовлетворял моим желаниям. Творю бескровную революцию. Те же, что не умеют писать, а умеют махать кулаками, незаметно для себя подвержены влиянию литературы. Они отождествляют её однобокие идеи с реальностью и на их основе делают бойню.

Так бедный Ницше боролся с личной трагедией при помощи пера и бумаги, а стал невольным поводырём фашизма. Карла Маркса с мыслями, путаными, в отличие от его причёсанной бороды, затащили на знамя, залитое кровью миллионов людей.

Всё это заставляет размышлять над вопросом, который обладает если не новизной, то неиссякаемой вопрошающей силой: «В чем же взаимодействие литературы с жизнью, если мысли, проповедуемые в той или иной книге, нельзя принимать всерьёз как руководство к действию?»

Всё начинается с того, что писатель – это человек, у которого деформирована способность непосредственного общения с людьми и который общается с людьми через свои книги. Непосредственное общение слишком ограничено и трудно, а через книги можно общаться без всяких усилий и сразу со всем миром. Писатель ищет славы потому, что она объединяет его с обществом, которым он сначала пренебрегает, прячась от него в одиночество творчества. Но он покидает общество лишь для того, чтобы потом воссоединиться с большей его частью благодаря славе или с меньшей его частью благодаря известности.

Несмотря на своё видимое стремление к правдоподобию, литература никогда реальности не достигает и ею не становится, как бы она к ней ни приближалась. Если же литература подходит к жизни на опасно близкое расстояние, то перестаёт быть литературой и в лучшем случае превращается в репортаж.

Обманчивость литературы в том, что она манипулирует известными атрибутами времени и места. Читатель узнаёт описанные события, поступки, предметы и принимает всё литературное произведение за чистую монету реальности.

Писатель – это невольный или вольный провокатор тех, кто верит печатному слову больше, чем себе. Чем талантливее писатель, тем он более узнаваемо и убедительно фантазирует и тем опаснее он для толпы, уверовавшей в реальность написанного. Так как каждый человек имеет ограниченный жизненный опыт, то описание чего-то, ему неизвестного, он должен принимать на веру, и делает он это тем легче, чем талантливее произведение. А так как между литературой и реальностью зияет непреодолимая пропасть, то у человека, вынужденного полагаться на литературу для познания неведомых ему сторон жизни, создаётся о них превратное впечатление. И следовательно, у читателя возникает превратное отношение к жизни, которое должно быть основано лишь на его личном опыте любви и ненависти, наслаждения и боли.

Писатели фантазируют, а читатели принимают это всерьёз и начинают разочаровываться в окружающей жизни, сопоставляя её с чудом прочитанного. Затем читатель начинает пытаться изменить жизнь, чтобы уподобить её прочитанному. Конечно же, из этого ничего не получается, кроме «выпускания пара». Энергия читателя расходуется сначала на надежду, а потом на отчаянье от неисполнения надежды. Литература как возлюбленная – её можно любить, но попадать под её власть опасно.

Писатель же всегда не удовлетворён бытиём, и его недовольство является стимулом для творчества. В зависимости от того, на что недовольство обращено, литературный результат приобретает различную жанровую форму, недовольство событиями рождает публицистику; недовольство мироустройством рождает поэзию и философию. Предложения по улучшению жизни народа дают основу для политики. Распознавание осмысленности мироустройства создаёт религию.

Литература – это иная реальность, реальность не бытовая, а искусственная. Искусственность – это и есть суть искусства, и морфологическая близость этих слов не случайна, а лишь говорит о близости этимологической. Искусственность литературы, её генетическая отстранённость от реальности, то есть её неистинность, с точки зрения читателя, может быть описана словами Льва Шестова из «Начал и Концов»: «Каждый может её (истину) знать про себя, но для того, чтобы вступить в общение с ближними, он должен отречься от истины и принять какую-нибудь условную ложь».

Для человека, ищущего истину, литература становится такой «условной ложью». А истина для каждого из нас – одна: это реальность собственных чувств и желаний.