Чтоб знали! Избранное (сборник)

И что это за гладиаторщина? Почему недостаточно написать всего лишь одно замечательное произведение? Разве обязательно всю жизнь добиваться внимания? Почему бы не написать нечто раз и навсегда? То есть если автор желает того и в писании – вся его жизнь, то это – его дело. А если нет? Кто смеет подначивать, подталкивать, провоцировать? Ведь писание – это опасное занятие. Высказанное начинает существовать и грозит сбыться. Писательство – это непрестанное выворачивание себя наружу, это непрестанная рвота, испражнение, семяизвержение, потение – и всё это принимает форму словоизлияния. Творчество тяжко и болезненно потому, что приходится говорить правду, которую люди нетворческие от себя скрывают. И для этого требуется усилие, часто приносящее боль, смятение, страх. Потому-то и ощущаешь облегчение после написанного, как будто повинился, облегчил свою совесть, высказал правду.

Развитие писателя – это его освобождение от влияния общества с помощью осуществления собственного влияния на общество. Ты рождаешься свободным, но через родителей общество накладывает на тебя лапу. Потом возникает протест против наиболее жестокого родителя или против обоих как реакция на подавление. У большинства людей на этом протест и кончается. Преступники выходят за пределы родителей и борются с обществом, преступая законы. Писатели стараются стряхнуть с себя общество, преступая законы здравого смысла и эстетики. Писатель, как и преступник, старается вернуться в состояние младенческой свободы, чтобы всё было дозволено. Такая вседозволенность, но лишь на словах, и осуществлена с помощью свободы слова. Отсюда мы можем заключить, что писатель или художник может стать самым безнаказанно свободным человеком.

При уйме публикующихся книг, которые на 99,9 процентов остаются никем не замеченными, не лучше было бы, если бы каждому давалось право лишь на одно произведение в жизни. Получилось – хорошо, нет – жди следующего воплощения. Это я, конечно, шуткую.

Однако каждое новое опубликованное произведение отнимает у возможных читателей писателей прошлого. Тот, кто прочтёт новый роман, может не успеть прочесть Достоевского или Кафку. Выступая с произведением в печати, ты берёшь ответственность за возможное отстранение читателя от чего-то заведомо большого. А тогда нужно быть уверенным в себе настолько, чтобы считать написанное тобою важнее, чем всё написанное ныне и прежде. В связи с этим мне иногда кажется, что я – ничто. А иногда мне кажется, что я – всё. Наверно, так и есть.

Первое впечатление от книжных магазинов – перепроизводство писателей, непрочитанных писателей, изданных, но не раскупаемых. И соседствующая с этим наблюдением мысль: зачем писать? чтоб затеряться? Но следующим ходом – уверенность, что невозможно затеряться, если ты печатно произнёс нечто. Речь может идти лишь о масштабе известности, знают ли твоё творчество сто человек, сто тысяч или в сто раз больше. Раз существует единица, то количество нулей непринципиально, ибо относительно.

С другой стороны, время работает на тебя, только не хватает жизни быть тому свидетелем. Старая литература ценится подобно тому, как становятся ценными никчёмные вещи только потому, что им много лет. Кочерга, пуговица, тряпка, стул – становятся антиквариатом, хотя в дни, когда они изготовлялись, никто не считал их за ценность. Так и теперь – изучаем когорту бездарных поэтов XIX века, которые почитаются только потому, что их произведениям за сотню лет.

Интересно, что ты и я живём бездетно. Плодиться всласть – не наш удел. Чем дальше, тем больше осознаю, что детей можно заводить только по величайшей безответственности и безрассудству. Только в молодости по неосмотрительности так легко заводятся дети. Теперь я понимаю, что для того, чтобы не превратиться в раба детей, необходимы прежде всего деньги, которые возьмут на себя всю грязь и заботы, измордовывающие родителей в ничто. Большинство заводит детей от нечего делать (то есть от лени предохраняться), оттого, что сам себе в тягость, или потому, что так принято, и по прочим омерзительным причинам. Следует признать, что есть редкие случаи, когда женщины, а ещё реже мужчины, проникаются неотвратимым осознанным желанием воспроизвести себе подобного. Но мы этим чувством пока не заболели. Короче, дети – это результат недоразумения (буквально), то есть люди «не доразумеют», они лишь недораз(вито) умеют совокупляться. В аптеке у прилавка с противозачаточными средствами должны висеть плакаты с изображением грязных и уродливых вопящих детей с надписью: «Вот чего вы избежите, покупая противозачаточные средства!»

Но семейная жизнь моя – отрада: с Каренькой я получаю отдохновение от забот, которые не поворачивается язык называть праведными. Будьте и вы с Верой радостны. И конечно же – «жопа Новый год!»