Чтоб знали! Избранное (сборник)

№ 1. Лариса – мне было тринадцать, ей – четырнадцать. К своему стыду, даже в штаны к ней не залез, а только за груди хватал, да и то через одежду. Но чувство зависимости от женского тела было первым и сильным. Всё это происходило на даче. И самым поразительным для себя в этой любви было то, что я, в трепете от грядущей осенней разлуки, не мог представить, как это я с Ларисой расстанусь. Ужас охватывал от возможной потери. Но чуть я приехал в город, как начисто её забыл. Такое лёгкое забвение удивило меня на всю жизнь.

Многие говорят о прелести невинности детского возраста, но я ненавидел неосознанность томлений, робость перед противоположным полом. Помню острое предчувствие прекрасной тайны, лет в двенадцать прочитав фразу о Д’Артаньяне и Миледи: «Когда восторги влюблённых утихли…» Целая Вселенная предшествовала этому утихшему состоянию, подразумевалась за ним и восхищала, перехватывая дыхание. О, каким обделённым чувствовал я себя!

Самое прекрасное началось только после потери невинности, и чем раньше бы она произошла, тем счастливее юность я бы имел.

№ 2. Вета, моя не первая, но самая сладкая на тот период. Мне было девятнадцать, ей – двадцать три. Идея женитьбы на ней для меня представлялась абсурдной, как и вообще идея женитьбы в том возрасте. Вета же, как и принято, стремилась меня на себе обженить. Длились наши встречи года два, потом она, отчаявшись, вышла замуж за короткого матросика, который пропадал на морях и океанах месяцами, и мы в его отсутствие возобновили наши сношения, не раз доводившие до аборта.

№ 3. Таня, только что разошедшаяся с мужем, который был её школьным другом и который так и не смог сломать ей целку. Родители мужа наседали на неё, тащили к гинекологу, пытаясь доказать, что вина в пизде, а не в хуе. Гинеколог – пиздочёт – не нашёл у Танечки изъянов.

И тогда объявился другой друг, уже институтский, вечно тайно влюблённый. Ему была предоставлена возможность продемонстрировать свою любовь на деле, с чем он и справился достойно и тем самым освободил девственную жену от сомнений в себе самой, ибо ей голову так накрутили, что и она стала думать, будто с ней что-то не в порядке. Уверенность в себе у неё была восстановлена, но до наслаждения не дошло, и тут уже подключился я и довёл дело и Таню до конца. Помню, она в благодарность за мой язык потянулась ртом к моему хую, а я, вместо того чтобы податься к ней навстречу, попридержал её, думая (не головой, а жопой), что, мол, ещё успеется её «развратить» – я тогда ещё использовал это идиотское слово. Но как и всегда в подобных ситуациях, другого случая не представилось, поскольку мы вскоре расстались. Вывод я сделал один, что надо брать, коль даёт, потому что, коль не возьмёшь сам, то другой возьмёт не церемонясь.

№ 4. Рина, моя первая жена и первая женщина, с которой мне было интересно не только в постели. Но я был обуреваем идеей красоты и женственности, а Рина не подпадала под эталон, во мне образовавшийся. Вот я и мучился ею как несвершённой мечтой, и наслаждался ею как прекрасной любовницей, как мне тогда ошибочно казалось, и как замечательным человеком, в чём я как будто не ошибся. (Столько «как» иллюстрирует, как я с ней обкакался.)

№ 5. В Америке была Барбара, которую я тащил на оргии и вытаскивал из алкоголизма. И вытащил-таки. И втащил, но не надолго, потому что она никак не могла сосредоточиться и кончить, обилие хуёв отвлекало её. А я, вместо того чтобы заняться ею и дать ей кончить, старался переиметь как можно больше раскрывавшихся мне навстречу пизд. Баб вокруг было, еби – не хочу. Тот редкий случай, когда пизд было до хуя.

Барбара имела мозги, которыми она запросто расправлялась с, например, сартровским «Бытием и ничто». Такой крупный довесок мозга к хорошей пизде делал её заманчивым куском. Расстались мы с ней, потому что она со мной жить вместе захотела. А я был согласен только спать с ней, ибо спать вместе и жить вместе – это день и ночь.

Ну, и последняя (на сегодняшний день) № 6 – Карен, моя вторая жена и моя первая ошибка такого рода. Я обыкновенно хорошо разбираюсь в людях. То есть сразу вижу подлятину, лживость, неискренность. И ни в одной бабе, с которой я длительно общался, не было злобы и дряни. А тут я ослеп, ибо встретил женщину редкой для меня красоты (когда она намажется и накрасится), то есть ту, о которой, как я думал, мечтал.

Первое впечатление было настораживающим из-за сразу подмеченного у неё тяжёлого подбородка, да и разреза глаз, который не прямой и даже не раскосый, что я так люблю, а наоборот, внешние углы глаз ниже, чем внутренние. И как это я принял такой изъян вместе с тяжёлой нижней челюстью и не только не забил тревогу, а втоптал её в забвение и утвердился в красоте этого чужого лица?

Верь своему первому впечатлению – оно самое точное, если мы в нём себе до конца признаёмся. Но мы часто замазываем первое впечатление последующими, исковерканными нашим желанием видеть то, что ему льстит.