Читаем Чубо из села Туртурика полностью

— Ну, тогда я сама лягу, — сказала мать. — Э-ге! Давно меня никто не качал.

Она залезла в люльку, устроилась кое-как, и Чубо запел маме:

— Баю-бай! Засыпай!

И мама быстро заснула. И снилось ей, что бегает она по зелёной поляне и ловит бабочку.

Отец побродил по дому, побурчал, покряхтел, а потом забрался на чердак, нашёл там среди хлама старую колыбель да и лёг в неё. И скоро уже вместе с мамой бегал он по зелёной поляне, ловил ту самую бабочку.

А Чубо в этот вечер стал таким сильным, как его мать и отец, вместе взятые.

На дворе светила луна. Дедушка и бабушка, залитые лунным светом, глядели друг на друга в окно.

Потихоньку, чтоб не слышала бабушка, Чубо сказал деду:

— Я на мельницу иду, а ты двор сторожи. Если придёт волк, громко считай по-немецки: «айн», «цвай», «драй» — он напугается и убежит. А если волк очень голодный будет, — покорми его.

И Чубо поставил на землю рядом с дедушкой корзину, запряг Снежного Коня и — помчался.

На улице не было ни души. Даже собаки молчали сегодня, а далеко за рекою лаяла лисица.

Чубо приоткрыл дверь мельницы.

— Эй, Дядька! Где ты?

— Цс-ст! — послышался голос, будто из колодца.

Чубо пригляделся и увидел что под полом мельницы мерцает маленький пруд. А Дядька сидит в лодке и ловит рыбу.

Увидав Чубо, он поднялся по лесенке наверх.

— Слышишь, лисица лает? — сказал он. — Это моя лисица. Есть хочет, вот и лает. Я её рыбой кормлю.

С тех пор, как Рэут покрылся льдом, Чубо не пробовал свежей рыбки, но Дядька не догадывался поставить сковородку на огонь. Он схватил молоток и начал стучать, чинить мельницу.

— Лучше водяных мельниц на свете нет, — приговаривал он. — Ведь на реке только жить да жить! Как-то плыву на лодке — вдруг вижу эту мельницу. Дай, думаю, починю её!

На мельнице было довольно холодно, и Чубо грел руки у свечи, а Дядька совал их под бороду.

— У меня и одеяла нет, — говорил Дядька. — А зачем мне одеяло? Лягу спать, калачиком свернусь, а ноги бородой накрою! Хорошо! Тепло!

— А когда мы пустим мельницу? — спросил Чубо. — У нас дома мука кончилась!

Дядька стукнул ещё раза три молотком:

— Готово! Можно муку молоть!

Со свечкой в руке он спустился вниз, к мельничному колесу.

— Эге, — сказал он. — Вода-то замёрзла. А чтоб колесо крутилось — вода течь должна. Тьфу… чинил, чинил, а забыл, что на дворе зима!

Чубо схватился за колесо, пробовал крутануть, но ничего не вышло. Сил-то у него было много — от папы и мамы, — а не хватило.

В полночь Чубо вернулся домой. Заслышав его шаги, дедушка издали грозно крикнул:

— Айн, цвай, драй! А, это ты?

А на следующее утро, не успел Чубо встать, прибежал Уку.

— Беда! — закричал он. — Чубо, вставай!

Чубо выскочил из дому и увидел, что лицо у бабушки всё расцарапано.

— Что случилось?

— Ш-ш-ш-ш-ш, — прошепелявила старушка.

— Беда, Чубо, — сказал дед. — Я-то, старый пень, заснул. И во сне мне кажется — волк прибежал! Открыл глаза, вижу — это воробей. Подлетел к моей старушке, исцарапал всю и голос украл.

— Не голос, а зубы, — засмеялся Чубо. — Зубы-то у неё — зёрна пшеничные. Не беда, сейчас новые вставим и царапины заделаем. Как раз свежий снежок выпал.

Чубо тут же вставил бабушке новые зубы. Даже на пять штук больше. Разгладил белые щёки.

— А если он опять прилетит?

— А ты тогда его… — сказал Чубо и шепнул ей что-то на ухо.

— Ага, — засмеялась бабушка. — Так и сделаю.

Воробей, конечно, скоро вернулся. Издали заприметив новые зубки, он кинулся к ним, а бабушка раскрыла рот и — хап! — слопала воробья!

Но не до конца слопала, даже не проглотила, а просто закрыла рот — только хвост наружу торчит.

— О, горе мне! — закричал бедолага-воробей. — Сожрал меня снежный человек! За что? Отпусти, бабушка! Темно у тебя здесь и страшно!

— Будешь чужие зубы трогать? — спросил дед.

— Не буду больше! Не буду! Простите, прошу!

Сжалилась бабушка Далба, отпустила дурачка. Он всё-таки схватил один зубок и вылетел, как из пушки.

Вечером, после ужина, отец сказал матери:

— Так и не поймали мы с тобой бабочку. А ведь надо бы поймать.

И они снова забрались каждый в свою колыбель, и Чубо качал их, — маму левой, папу правой рукой:

— Баю-бай! Баю-бай!

Само собой разумеется, что сила их сразу же перешла к Чубо, и он снова помчался на мельницу.

А по дороге решил завернуть Чубо к дяде Тоадеру. Этот дядя был здоровенный мужик, прямо великан. И главное, он очень любил пироги с маком.

— Вот кто мне поможет пустить мельницу, — подумал Чубо.

Он постучал и сразу услышал голос великана:

— А-а! Чубоцел! Это ты? Заходи!

Дядя Тоадер открыл дверь и хотел уж взять мальчика на руки, но Чубо сказал:

— Погоди, дядя Тоадер. Дай я попробую.

И он вдруг схватил великана под коленки и поднял его вверх. У дяди Тоадера даже шапка за стреху зацепилась и осталась там висеть.

— Ух ты! — сказал дядя Тоадер. — Ну и силища! Здоровый какой!

Дядя Тоадер был вообще-то мужик добродушный, и Чубо знал, что его можно уговорить лечь в люльку. А чтоб сдвинуть мельничное колесо, сила великана могла пригодиться.

— Да что ты, Чубо, — сказал дядя Тоадер. — Я же в люльку не влезу.

— Ложись тогда в корыто.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия