Чудачка

– Если машина заведется, – хмыкнул Шельга, украдкой испуская вздох облегчения. Дико и странно ему было то, что пришлось искать помощи у девчонки и пары странных пареньков, один из которых напугал его чуть ли не до дрожи. Но по большому счету никакой разницы в том, кто помогал, не было – если помогли по-настоящему. И пусть проверить, пощупать, поглядеть на эту помощь не представлялось возможным, зато почему-то у него, битого жизнью мужика, получилось поверить. Поверить двум странным ребятишкам из ниоткуда и своей ясноглазой девочке. Почему-то их слова звучали как истина. Наверное, потому, что являлись таковой, а, может быть, еще потому, что эти двое никогда не унижались до пустой брехни.

Не ведавший очень о многом, Дмитрий какой-то животной чуйкой невольно уловил главное: ни Тиль, ни Злат никогда не лгали словами. Тот, кто знает силу и цену каждого слова, тот, чьи слова оборачиваются силой деяний, всегда следит за своими речами.

Заведется машина или нет – неясно, но все равно в ней потеплее, чем у лесочка во второй половине осеннего дня. Потому Надюшка забралась на заднее сиденье и в очередной раз попробовала перезагрузить многострадальный смартфон, устроивший новую забастовку после длительного визита Сил.

Дмитрий тоже занялся уговорами: принялся ворожить над внедорожником, предлагая ему перестать играть в кусок металлолома и еще немного поработать средством передвижения. Через четверть часа шаманских плясок у обоих получилось.

Дизельный двигатель недовольно буркнул, фыркнул и зарычал, а смартфон требовательно пискнул, требуя немедленной зарядки, и почти сразу потерял сеть. Хорошо, в машине нашлись разъем и провод с подходящим гнездом. Пока ехали, Надежда попыталась включить телефон Дмитрия, но в чужих руках гаджет работать отказался.

Потому Шельга вел, а Надя наговорила сообщение об отбое тревоги и, дисциплинированно пристегнувшись, задремала. Почти бессонная ночь накануне, треволнения нынешнего дня и работа с нитями выжали девушку почти досуха. От Надюшки остались одни глаза, скулы и ушки.

Мужчины, если они не врачи, обычно не способны на глазок определять состояние особ противоположного пола, но сейчас даже Дмитрий видел, насколько вымоталась девчонка.

Потому, когда ее телефон наконец поймал сеть и в ответ на разосланные сообщения начал пиликать из-за поваливших ото всех абонентов вопросов, Шельга мгновенно выключил звук. Потом притормозил и отправил всем, жаждущим подробностей, сообщение: «Это Дмитрий. Все завтра. Надя спит».

Надюшка умаялась настолько, что не проснулась, даже когда машина остановилась перед домом. Отчиму осталось одно: вытащить свое сокровище из машины, отнести домой и сдать на руки истомившейся ожиданием матери.

Вера, конечно, не спасала мир, но терпеливо ждать, волнуясь за дочь, мучаясь неизвестностью и не пытаясь звонить поминутно, куда-то мчаться, скандалить или впадать в безобразную истерику, – это тоже дорогого стоит. Она дождалась! Согрела бульона и напоила дремлющую дочку прямо в кровати. Не проснувшись толком, та выдула полторы кружки и снова уснула крепко-крепко.

Дмитрий смотрел на ставших всего за считаные дни своими дорогих девочек и улыбался. Неустроенность и вечное ощущение того, что все не так или не до конца так, как надо, что ему не хватает в жизни чего-то очень важного, перестало царапать душу изнутри. Теперь у него, вернее у них троих, все будет замечательно. И, если повезет, а Надюшка пустого говорить не стала бы, скоро не у троих, а у четверых. И не важно, дочка у него родится или сынишка, он любого малыша полюбит.

– Чего? – поймав взгляд мужчины, одними губами спросила Вера, подоткнув Надюшке одеяло с краю.

– Я за пацана! – напомнил Дмитрий зарозовевшей любимой женщине и, подхватив ее на руки, крепко прижал к себе, прошептав на ухо: – Я кое с кем переговорил, нам по знакомству задним числом заявление оформят. Можем в выходные расписаться. Хочешь стать Верой Шельга?

– Хочу, – честно ответила та.

– Тогда пошли репетировать супружеский долг! – просиял мужчина.

Он пока ничего не спрашивал у своих девочек о возможном их переезде в его четырехкомнатную квартиру, но для этого еще будет время.

С утра Надя проснулась в странном настроении. Она была совершенно спокойна за родных и за мир, но какая-то смутная не то тревога, не то грязная пелена, пованивающая давно не стиранными носками, висела в воздухе. Странная потому, что никак не удавалось зацепить даже кончик причины, чтобы понять, что именно ее беспокоит.

Мама и Дмитрий за завтраком буквально искрились радостью, сверкающей, как фейерверк, щекотной и теплой, как мохеровый шарфик. Надя радовалась вместе с ними, отодвинув смутные недобрые предчувствия. Здесь и сейчас ее родные люди были счастливы, и она тоже светилась их отраженной радостью. Радость ведь, вот забавная штука, всегда умножается при делении!