Чудеса Антихриста

— Понимаете, вы должны показать ей, что вы можете погубить себя, если она не поможет вам. Вы должны грозить, что погрязнете в грехе и кончите смертью, если не получите, чего хотите. Таким путем только можно принудить святых исполнить просимое.

Она вырвалась от него и ушла, не сказав ни слова. Она быстро поднялась по узкой извилистой уличке, вошла в собор и в страшном смятении распростерлась перед алтарем черной Мадонны.

* * *

Это случилось в субботу утром, а в воскресенье вечером донна Микаэла снова увидала дона Гаэтано. Был прекрасный лунный вечер, а в Диаманте такое обыкновение, что в лунные вечера все выходят из своих домов на улицу. Как только хозяева летнего дворца вышли на улицу, они сейчас же встретили знакомых. Донна Элиза подхватила под руку кавальере Пальмери, синдик Кольтаро подошел к дону Ферранте потолковать о выборах; а Гаэтано пошел с донной Микаэлой, потому что ему хотелось знать, последовала ли она его совету.

— Бросили вы вышивать покров на алтарь? — спросил он.

Но донна Микаэла отвечала, что вчера она целый день вышивала его.

— Вы сами портите свое дело, донна Микаэла.

— Да, этому уж больше не помочь, дон Гаэтано.

Она устроила так, что они оказались позади всех. Она хотела кое о чем поговорить с ним. Когда они дошли до Porta Aetna, они прошли в ворота и свернули на дорогу, спускающуюся с Монте Киаро среди пальмовых рощ.

Они не могли бы идти на оживленные улицы; донна Микаэла говорила так, что жители Диаманте побили бы ее камнями, если бы слышали ее.

Она спрашивала Гаэтано, видел ли он хорошенько черную Мадонну в соборе. Она только вчера как следует разглядела ее. Мадонна стояла в самом темном углу собора вероятно для того, чтобы никто не видал ее. Она такая черная и закрыта решеткой. Никто не может разглядеть ее.

Но сегодня донна Микаэла ясно видела ее. Сегодня был праздник Мадонны, и ее вынесли из ниши. Пол и стены ее часовни были покрыты белыми цветами миндаля, а сама Она стояла на алтаре большая и темная среди массы белоснежных цветов.

Но как только донна Микаэла взглянула на статую, ее охватило отчаяние. Это совсем не было изображение Мадонны! Нет, та, кому она молилась была не Мадонна! О, позор, позор! Ведь это древняя богиня. Кто когда-нибудь видел изображение богинь, не может в этом ошибиться. На ней была не корона, а шлем; в руках она держала не младенца, а щит. Это была Афина-Паллада. Это была не Мадонна. Ах нет, нет!

И здесь в Диаманте поклонялись такому изображению! Здесь поставили языческую статую и молятся на нее! И что было хуже всего: их Мадонна была безобразна! Она вся выветрена и никогда не была произведением искусства. Она была так безобразна, что на нее нельзя было смотреть.

Ах, ее обманули тысячи даров, висящих у нее в часовне, ее ввели в заблуждение все легенды, которые рассказывают о ней! И она потеряла три недели, молясь ей! Теперь она знает, почему она не получила никакой помощи! Ведь это не Мадонна, не Мадонна!

Они шли по дороге, которая опоясывает Монте Киаро за стенами города. Все вокруг них было бело. Белый туман лежал у подножия горы, и миндалевые деревья на Этне стояли совсем белые. Иногда они сами проходили под нависшими над ними миндальными ветвями, которые так густо были усеяны цветами, что, казалось, они были опущены в расплавленное серебро. Луна светила так ярко, что все тонуло в ее свете и казалось белым. Казалось почти странным, что его не ощущаешь, что он не греет и не ослепляет глаз. Донна Микаэла спрашивала себя, лунный ли свет настроил Гаэтано так мирно, что он не схватил и не сбросил ее в Симето, слыша ее богохульства.

Он тихо и спокойно шел рядом с ней; но она боялась того, что он теперь сделает. Она была охвачена такой тревогой, что не могла молчать.

Ей оставалось сказать еще самое ужасное. Она говорила, что целый день старалась думать о настоящей Мадонне и вызывала в своей памяти все изображения ее, когда-либо виденные. Но все было напрасно; только она начинала думать о сияющей царице небесной, как появлялась древняя черная богиня и становилась между ними. И царица небесная исчезала, а перед ней оставалась высохшая озабоченная старая дева, так что у нее теперь не было никакой Мадонны. Она думает, что Мадонна сердится на нее за то, что она делала слишком много для той другой, и лишает ее своей милости и не дает ее увидеть себя. Но из-за той ложной Мадонны отцу ее грозить несчастье. И теперь уж ей не удастся удержать его дома. Теперь она никогда не получит его прощенья. Ах, Боже! Боже!

И все это она говорила дону Гаэтано, который чтил черную Мадонну Диаманте больше всех других.

Он шел так близко от донны Микаэлы, что она думала, уж наступает последняя минута. Она заговорила тихо, как бы защищаясь:

— Я схожу с ума! Я теряю рассудок от беспокойства! Я не сплю больше.

Но слушая ее, Гаэтано думал только о том, какое она еще дитя и как она не умеет совладать с жизнью.

И почти само собой вышло, что он вдруг нежно обнял ее и поцеловал, потому что она была такое напуганное и неразумное дитя.